повторил он.
– Я говорю, вы не ударите меня?
– Сейчас? – недоумённо переспросил граф, думая: “Кто внушил ей такие понятия? Неужели у неё это было принято в семье?”
– Нет, вообще, – задумчиво проговорила Дотти. – Я, конечно, постараюсь вести себя пристойно и не огорчать вас, но мне всё равно страшно, что вы меня побьёте.
Кристоф нервно рассмеялся.
– Я же дворянин, – сказал он, отсмеявшись. – Только особы подлого происхождения, вроде мужиков в деревнях, могут избить женщину.
– Надо было сказать это Альхену, моему брату, – произнесла со смешком Дотти. – Он мне в детстве подножки ставил постоянно. А другой мой брат щипался всякий раз, когда я садилась за клавесин.
– Думаю, вы тоже не оставались в долгу? – произнёс граф, вновь видя в своей невесте проказливую девчонку, какой она была так недавно.
– О, конечно, нет! – воскликнула она.
– Вы никогда мне не играли, – произнёс Кристоф. – Признаюсь, я не большой ценитель музыки, как говорится, мне медведь на ухо наступил и ещё хорошенько потоптался…
Доротея рассмеялась. Так её Бонси может быть остроумным, когда захочет!
– Я вам самое простое сыграю, – проговорила она, раскрывая крышку фортепиано. – Drie Graffen.
Мелодию Кристоф узнал, несмотря на всё отсутствие музыкального слуха. Он даже слова знал – иногда Mutti её напевала в его детстве. Печальная песенка. Про несчастную любовь.
– Спасибо, – сказал он, после того, как невеста исполнила этот старинный романс, так хорошо знакомый и “чёрным”, и “серым” немцам, и даже латышам с чухонцами. – Вы сказали, что эта пьеса называется Drie Graffen?
Дотти кивнула.
– Странно. В Курляндии эту песню поют на ту же музыку, но называется это Graf Und Nonne. Кончается тем, что фройляйн ушла в монастырь, да? – поинтересовался он.
– Нет, – возразила Доротея. – Она утопилась.
– Как грустно. В курляндском варианте девушка хоть живой осталась.
– У меня подруга хочет уйти в монастырь, – вспомнила баронесса.
– Вот как? А почему же так? Тоже несчастная любовь, как в песне? – спросил Кристоф несколько легкомысленным тоном.
Доротея пожала плечами. Она сама не понимала, почему Анжелика хочет уйти в монастырь. Про великого князя та больше никогда не заговаривала. И про приданое – тоже.
– Это какая же подруга? – продолжал Кристоф.
– Вы её видели, – прошептала невеста. – Такая тёмненькая.
– Она полька? – спросил он, нахмурившись.
– Да, а что? – удивилась Дотти.
– Ничего, – отмахнулся граф. – Просто так спросил.
…Было у него одно нехорошее предчувствие касательно этой девочки, княжны Войцеховской.
2 февраля Мари обвенчалась с Шевичем, но Дотти почти не запомнила церемонии и последующего за ней приема –
