спать, даже разделся и улёгся в свою просторную кровать, но сон, несмотря на усталость, оставил его. Он то и дело прокручивал в голове эту ситуацию, и разнообразные эмоции – досада на себя самого, стыд, ревность, злость, – не давали ему покоя. Так он дал себя оскорбить сопливой девчонке на 12 лет его младше! Он не смог своей властью Старшего, своим мужским авторитетом поставить её на место – так он тряпка, и правы те, кто называл его “девочкой Кристхеном” в детстве. Было бы в нём хотя бы чуть-чуть злости и уверенности в своей правоте, как в его старшем брате Карле, ничего этого не случилось… Возможно, он слишком любит её. Что будет, если они поженятся? Ведь ему никогда не понравятся балы, как и ей не понравится просто сидеть дома в одиночестве.
Он встал, прошёл в кабинет, вынул из ящика стола табак. Закурил. Налил себе коньяка, осушил стопку залпом, как водку. “Нет”, – сказал Кристоф сам себе. – “Нам с ней надо расстаться, пока не поздно. Пусть государыня ищет этой Доротее какого-нибудь вертопраха, я женюсь на… А я ни на ком не женюсь”. Итак, граф принял решение и потянулся за пером и бумагой. Тут у него резко заболела голова и пошла кровь носом – уже второй раз за последнюю неделю, это нехорошо. Он запрокинул голову, подождал, пока кровотечение не остановится, выкинул бумагу, на которую успело попасть несколько капель крови, и приступил к письму. О чём и как писать? Прямо: “Между нами всё кончено”? Или дать ей шанс исправиться, извиниться, пересмотреть своё поведение? После некоторых раздумий граф написал так:
“Вся моя надежда, вся моя радость обратились в чёрную скорбь. В ту минуту, когда вы появились при Дворе, вы живо и весело забыли и одновременно унизили человека, всецело вам преданного, желающего вам только счастья. Вы нашли в свете многих мужчин лучше меня, более подходящих вам: меня это не удивляет! У меня много недостатков, и я не подхожу даме, преданной высшему свету; моё положение и мой нрав заставляют меня вести уединённый образ жизни. Когда вы мне сказали, что не сможете оставить большой свет, я понял, что наш союз во многом принесёт нам обоим несчастье”.
…А потом он всё же отправился в кровать и волевым усилием заставил себя заснуть – уже пробило три ночи, спать оставалось всего ничего.
Утром Дотти получила это послание, и оно её позабавило. Слова жениха она не приняла всерьёз – как можно обижаться на то, что она просто была собой и веселилась, а не слонялась с угрюмым видом по залу и не восседала с чинными старухами в углу! Она дала почитать это письмо Анжелике, на что её подруга сказала:
– Дядя Константин вчера сказал, что твой Бонси – зануда, и я с ним согласна. Видишь, он даже сам это признаёт и пишет, что “ведёт уединённый образ жизни”. И ещё мне кажется – он ужасно ревнивый.
– Ревнует – значит любит, – повторила Доротея где-то услышанную максиму.
– Моя бабушка говорит, что ревность – это не comme il faut, – добавила Анж. – Флирт – это часть светского поведения, и твой граф должен это понимать.
