медведя. Возможно, он бы и справился с обидчиком, но молодость и неопытность не давала даже подумать об этом. Угодья, ещё вчера казавшиеся своими, были безнадёжно урезаны сторонним захватчиком.
Теперь медведю приходилось ходить по меньшему кругу. Он поспешил проверить своих дальние урочища, где прошлой осенью ел малину – пусто, гриву над речкой – он один, сместится к человеческому посёлку – там лаяли собаки, и пахло опасностью, но и там других медведей не было. Можно было продолжать жить спокойно.
…
Человек сидел на колодине, подстелив под себя крышку ягдташа, и курил. Теперь он позволял себе это не часто. Бросив курить более семи лет назад, когда неожиданно попал в больницу, теперь курил только в особенных случаях, превращая это в специальный шаманский ритуал. Сегодня он радовался наступившей весне, растущей травке и ясному солнышку. Начинался новый лесной год.
Лес просыпался. Зашевелились муравьи – вылезли наверх своих куч и греются на солнышке, шевеля озабочено усиками – мерзнут ещё. А уже днём, как солнышко пригреет, какую-то работу делают, но с муравейника пока не слазят. Похлопать ладошкой по куче – умф. Пахнет кислым ржаным хлебом. Лохматые подснежники, сон-трава, доверчиво смотрят между скальных россыпей – «вот ты и пришёл, человек». В сосняке на солнцепёке пахнет сухостью и теплом. Нагретая прошлогодняя хвоя и мох издают такой терпкий слабый запах, с которым у человека возникали какие-то давние очень приятные ассоциации из детства. Тайга просыпается долго, трудно, неохотно и вдруг…. Всё раскрывается и радуется весеннему солнцу. Оно, солнце, в Сибири сильное и ласковое – в один день может разбудить даже медведя. Лиственка выпустила свои мягкие пушистые ресницы. Как молоденькая девушка, которая еще и не пробовала курить, и не опалила сигареткой лохматые свои глаза. Смотрит доверчиво, каждый год рождается это удивление заново. И только тогда, когда доверится этому миру – распустит свои волшебные сиреневые цветы-шишечки. Горы еще черные, чернолесье. Еще не раскрылись в полной мере деревья листочки. Хребты тёмными полосами путают направления. Горная страна «Восточный Саян». Это тебе не таджикский Памир. Гораздо ниже, гораздо безопаснее, зато роднее и стрелять не надо на каждый шорох – медведи все свои.
…
Медведь осваивался. С каждый днём становилось теплее, с каждым днём добавлялось пищи. Травка вылезала крупная, сочная, по берегу речки стала вырастать пучка, которой уже можно было полностью насытить желудок. А на сытый желудок уже можно поваляться на горном лугу где-нибудь в распадке вдали от посторонних глаз. Но однажды заметил медведь одинокого человека, который ходил теми же тропами и наблюдал за ним. Сначала это вызывало досаду, но человек не старался подходить близко, двигался бесшумно, даже иногда слишком – пугал неожиданным
