умолк, не закончив фразу.
Всю жизнь отец защищал Фридриха, открывал для него новые возможности. Но сейчас надвигалось что-то огромное, неподвластное его силам, и решимость отца дрогнула.
Фридриха охватил незнакомый прежде страх.
Он падает.
Если отец не сможет его подхватить, сможет ли он удержаться сам?
14
– Не то… Не то… Не то…
Вот уже две недели Фридрих каждый вечер садился за кухонный стол и перебирал ноты. Он искал, что можно было бы исполнить на прослушивании.
Обычно отец ему помогал, но сейчас он сидел напротив и писал очередное письмо Элизабет.
Фридрих похлопал по нотной тетради на самом верху стопки.
– Может, это? Гайдн, Концерт номер два?
Отец поднял глаза от письма и кивнул:
– Он достаточно сложный. Отложи к другим, которые мы отобрали. И помни, что я всегда говорю тебе и всем своим ученикам: какую бы музыку ты ни выбрал, играй так, чтобы слушатели невольно слушали сердцем.
Фридрих переложил ноты на маленькую стопку и отодвинул стул от стола. Ему был необходим перерыв. Он достал гармонику и заиграл «Колыбельную» Брамса.
Когда он закончил, отец восхищенно посмотрел на него:
– Как раз об этом я и говорил, сынок! Это… словно сияние! Я чувствовал твою игру вот здесь! – Отец прижал руку к сердцу. – А что за гармоника! Необыкновенное звучание. Словно ты играешь на трех инструментах сразу.
Фридрих ответил удивленно:
– И правда. Я тоже это слышу. Каждый раз, когда играю, как будто что-то отзывается у меня внутри.
Отец кивнул:
– Бывают такие инструменты, что не поддаются объяснению. Быть может, эта гармоника – как скрипка Страдивари.
Фридрих задумчиво посмотрел на свою гармонику:
– Если бы ее так же высоко ценили… Жаль, я не смогу выступить с ней на прослушивании.
Отец хмыкнул:
– При нынешнем отношении к губным гармоникам я могу представить, какой поднимется переполох в консерватории!
Отец вложил письмо в конверт, надписал адрес и протянул конверт Фридриху.
– Занесешь завтра на почту по дороге на работу?
Фридрих взял конверт и положил на край стола:
– Она уже месяц как уехала. Почему ты до сих пор ей пишешь каждую неделю, она ведь не отвечает? Разве не ясно, что она сделала свой выбор?
– Я понимаю, ты на нее сердишься. Но я ее отец. Я пишу ей, потому что люблю ее и не хочу, чтобы она забыла мой голос.
Фридрих кивнул на конверт:
– Ты ей рассказал, что наш постоянный зубной врач прекратил работу, потому что еще один новый закон запрещает евреям заниматься медициной? Спросил, приходит ли она к кострам, когда в Берлине жгут книги, в которых не прославляют идеалы Гитлера? Или о тех немцах, что бегут из страны, потому что не согласны с Гитлером?
Отец
