Однако в летописном тексте вина за случившееся в большей степени возложена на жадность Игоря. Лаврентьевская летопись сообщает, что после выдачи Игорю дани он под давлением дружины решил вернуться и взять еще больше. «Слышавше же Древляне, яко опять идетъ, сдумавше со княземъ свомимъ Маломъ: “аще ся въвадить волкъ въ овце, то выноситъ все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьемъ его, то вся ны погубить”, послаша къ нему гляголяще: “почто идеши опять? поималъ еси всю дань”. И не послуша ихъ Игорь, и вышедше изъ града Изъкорестеня Деревляне, убиша Игоря и дружину его»[183].
Московские книжники, не без влияния Степенной книги, убийство Игоря древлянами начали подавать не иначе как сущее злодейство, учиненное по отношению к князю. «Древляне же со княземъ своимъ ему же имя Малъ, злое умысливше глаголяху къ себе: сей есть наследникъ, приидете убиемъ его и супружницу его Ольгу премудрую возьмемъ за нашего князя и сыну его (Святославу. – С.М.) сотворимъ, яко же хощем»[184]. Идеология московской книжности уже не могла себе представить, что виновным по отношению к народу может быть князь, каковым бы он ни являлся. Таким образом, «Синопсис» передал русской историографии сюжет об Игоревой дани более приближенный к летописному, нежели пронизанный идеей непогрешимости власти этот же сюжет в московской редакции.
«Синопсис» довольно подробно изложил легенду о мести Ольги древлянам, о ее поездке в Константинополь и принятии святого крещения, о военных походах Святослава и борьбе за власть между его сыновьями. Причина этой борьбы состояла в «разделении Княжении Святослава сыном своим»[185]. Далее, переходя к рассказу об идолах, установленных князем Владимиром в Киеве, Гизель попытался рационально объяснить этот поступок. По его мнению, Владимир сделал это под влиянием прошедшей братоубийственной борьбы за киевский престол. «Поминая же братию убиенную, нача ставити богомерзские идолы в Киеве, и по окрестным горам и полям Киевским», – писал он[186]. Вслед за тем ученый посвящает целую статью язычеству древних славян, назвав ее «О Идолех»[187]. Одно из приведенных в ней божеств, а именно «четвертый идол Ладо», вызвал долгую дискуссию среди мифологов и фольклористов. Это была компиляция из трудов польских писателей, но некоторые отечественные исследователи не считали зазорным опираться непосредственно на указанную статью «Синопсиса», как, например, А.Н. Афанасьев[188]. Одни из первых русских археологов З.Д. Ходаковский (Чарноцкий) и А.Ф. Рихтер даже посчитали, что город Ладога получил название в честь славянской богини любви Лады[189]. Несмотря на то что это божество отнесено специалистами к вымыслам Яна Длугоша[190], некоторые современные ученые продолжают о нем писать[191].
Остановившись на ратных подвигах Владимира и рассказав о его женах, киевский ученый подвел читателя к пространному повествованию о выборе киевским князем веры, его крещению и крещению Руси.
Синопсис. С. 41.
Там же. С. 47.
См.: Там же. С. 47–50.
См.:
См.: Отрывок из путешествия Ходаковского по России // Русский исторический сборник. Т. 3. Кн. 2. М., 1839. С. 165.
См.:
См.:
ПСРЛ. Т. 1.С. 52.
Руская летопись по Никонову списку. Ч. 1. СПб., 1767. С. 104.
