плавно, словно лодка на волнах. Все это – и карета, и лошади, и лакеи – производило совершенно неземное впечатление, будто явилось из сказки.
– Пора заняться делом, – сказал погонщик и соскочил на землю.
Этот человечек даже не усомнился, что ему по силам починить карету. Лакеи прониклись его уверенностью и пообещали щедрое вознаграждение, если он выручит их из беды. Тут вышла небольшая заминка. Разговор о размере вознаграждения потихоньку перерос в бурную дискуссию.
На лоб Эпонимию Кленту упала первая капля дождя, в чем тот увидел веский повод вмешаться в спор.
– За пять минут работы? – возмущался кучер на козлах кареты. – Да это грабеж средь бела дня!
– Что вы говорите? – воскликнул Клент пафосно. – Уж лучше грабеж средь бела дня, чем смерть в сумерках. Не забывайте, по округе рыскает знаменитый капитан Блит.
– Кто?
– Ах, должно быть, вам он известен под другим именем, – сказал Клент. – Опасный человек, головорез.
– Чертов Побратим! – выкрикнула Мошка.
На нее уставились все, включая Клента.
– Да, – продолжала Мошка, – он такой ловкач на всякое убийство, что люди говорят, будто сам дьявол нашептывает ему из-за плеча. Вот, скажем, он всегда знает, у кого мушкеты, и убивает тех первыми.
Она с удовольствием отметила, как побледнели кучер и один из лакеев.
– Одним выстрелом, – добавила она, – прямо в глотку!
Клент приподнял брови и кивнул, подтверждая ее слова.
Легкий ветер теребил кружевную занавеску кареты, Мошке виделось в этом что-то тревожное. С верхней рамы упала капля грязи и растеклась по двери. Из окна показалась рука в белой перчатке и стерла грязь белым платком. Мошка смотрела на эту руку, на это воплощение белизны и понимала, что ни черта не знает о белом цвете.
Раньше она считала, что белый – цвет старости и увядания. Цвет вещей, слишком долго пролежавших в воде. Но теперь перед ней предстал совершенно иной белый цвет.
Заодно Мошка осознала, что и богатство понимает неправильно. Раньше приметами достатка ей служили запах жареного мяса, красные щеки, тройной подбородок и большое, крепкое брюхо.
Теперь ей открылось, что богатство бывает иным – легким, воздушным, словно летний дождь из жемчуга.
Раньше Мошка никогда не видела жемчуга. И вдруг в окне кареты появилась женщина, а на платье у нее – целые нитки жемчужин.
Из темноты показалось лицо безупречной формы, белое, как мука. Кудри, собранные в высокую прическу, были напудрены до белизны и казались выточенными из мрамора. Если в этом лице и была теплота, сейчас она пряталась под слоем пудры. Мошка остро почувствовала, что настоящий цвет богатства вовсе не красный, как огонь в очаге или шерстяной плащ, а белый, как снег.
– Хизерсон, в чем дело?
Белая леди говорила холодно и спокойно, но Мошка ощутила, что под белилами скрывается совсем
