новым миром, как и в наше время – тогда умирал миф о рыцарях, а сейчас – миф о джентльменах, в этом есть сходство. Образ женщины… удивительно, эта идеализация средних веков и эта грубая правда о Дульсинее, ее узнаем как-будто только сейчас. Сегодня Грета Гарбо не существовала бы на экране, ее забыли, потому что люди ее не понимают, она как будто не с этой планеты.
– Но Марлен Дитрих сегодня была бы более понятна.
– Да, потому что там есть элемент перверсии, она гораздо ближе в этом смысле.
– Я так понимаю, что сегодня опять актуальны фильмы, которые снимала Лени Рифеншталь?
– К сожалению, это мечта увидеть этот нечеловеческий мир.
– В 90-е годы это было уже неактуально…
– Да.
– А сейчас опять ее смотрят.
– Да, но просто люди начинают мечтать об этом порядке, об этой геометричности и о человеке в рамках, которые видим у Лени Рифеншталь. Монументальный человек в рамках. Есть над чем задуматься, и я здесь иду против общественного мнения. Знаете, то, что произошло вследствие 1968 года, который я считаю очень несчастливым годом для Западной Европы. Эта псевдореволюция была на самом деле очень разрушительна, и я считаю, что ее разрушительный аспект был намного сильнее, чем позитивный. Но в то же время многие ценности, которые во время тоталитаризма были абсолютизированы, после 68-го были разрушены или осмеяны. И люди их уже не принимали всерьез. Вы знаете, что бойскаут стал смешной фигурой… это значит, что человек, который владеет собой, человек, который развивает способность самоограничения и который служит другим – смешон.
После 1968 года наше общество потребления стало говорить: никаких жертв, делай, что хочешь, будь аутентичным, выражай себя, не ограничивай себя, покупай, что хочешь покупать, жри, что хочешь жрать и занимайся сексом, когда только возможно и хочется. И с этой точки зрения Рифеншталь – это самоограничение, дисциплина, порядок. А для людей, которым сегодня 30 или 40 лет, мир объяснял, что это все не нужно и даже противно, что это вредит людям. Нельзя сказать, что человек сейчас ограничивает свои сексуальные потребности, это само по себе звучит реакционно. Но на самом деле мы знаем, что есть миллионы людей, которые или по своей воле, или по объективным причинам свои сексуальные мечты никогда не осуществляют. Сегодня, если у тебя есть такая тяга, можно это делать. Раньше надо было бороться с собой и эту тягу немножко ограничивать и т. д. Так что здесь этот поворот к тому, что нам напоминает тоталитаризм, – это результат того, что мы отбросили ценности, которые на самом деле тоталитаризм использовал. Может, злоупотреблял, но использовал. А их уничтожать нельзя, потому что они в своей основе оправдываются: мы не можем жить без самоограничений, без дисциплины, без того, чтобы человек владел собой. Но об этом сегодня просто страшно даже говорить – сразу скажут, что вы фашист или коммунист, или кто-то такой, кто предлагает ограничивать свободу. Но сегодня свобода потеряла свой оригинальный смысл, она означает что-то другое. А ведь свобода совсем не означает
