твоего мира. Бывает, что талант проявляется позднее…»… «Кто знает? Возможно, есть в тебе самобытный талант, и именно потому, что он самобытный, ему трудно найти путь, чтобы проявить себя».
Рахель разыскивает в Хайфе Хану Майзель, которая пока что работает по найму на оливковых плантациях, ожидая разрешения на открытие своей сельскохозяйственной школы. Рахель предстает перед ней внезапно, когда та отдыхает во дворе после тяжелого рабочего дня. Та не помнит о своей встрече с двумя барышнями-путешественницами в яффской гостинице:
«Однажды вечером, когда я отдыхала во дворе, передо мной появилась стройная высокая грациозная девушка, блондинка с живыми голубыми глазами, и спросила меня, я ли это – Хана Майзель…»
Рахель просит у работодателя Ханы, агронома Элиягу Блюменфельда, разрешения работать вместе с ней, пусть даже бесплатно. Тот соглашается не сразу, но в конце концов вопрос решается положительно, и девушки какое-то время работают вместе на его плантациях. «…Рахель никогда не жаловалась на трудную работу и скудную еду, она даже не чувствовала одиночества, наоборот, она постоянно была весела, переполнена юмором и „брызгала“ в меня стихами из ТАНАХа и поэтическими отрывками», – продолжает Хана свои воспоминания.
В конце концов с берега Кинерета приходит известие о том, что рядом с мужской сельскохозяйственной фермой – той самой, на которой работает компания «Бе-Яхад» и другие ребята, которые к ним присоединились – выделено место для женской фермы Ханы. Есть помещение для пятнадцати учениц и участок земли.
Это был самый первый феминистский проект сионистов. Сионистские деятели долго отказывались выделять средства для обучения женщин сельскому труду. В конце концов их заставили это сделать их жены…
Хана и Рахель едут на Кинерет. Рахель становится первой ученицей Ханы. Вскоре учениц уже четырнадцать, к группе присоединяется также Шошана. Хана дает им уроки ботаники. У них есть экспериментальный огород, коровник, птичник. Наряду с молодыми людьми, без поблажек, они занимаются посадками эвкалиптов для осушения болот.
…И начинается счастливейший период в жизни Рахели. Она рассказала о нем позже в очерке «У озера», написанном на русском языке для еврейского журнала в Одессе:
«Мы вставали до зари. Так рано, что казалось: мгновеньем раньше – и застали бы ночь врасплох, подглядели бы, подслушали ее ночные тайны. Первый взгляд – озеру. Оно спало в этот час и чуть серело в рамке сизых, тоже сонных гор.
Один берег – наш, где каждый камешек знаком. Справа, ближе к Иордану, он подымается невысоким холмом, и сколько алого маку, пестрых анемонов, желтых одуванчиков празднуют на его склонах свою единственную весну! Слева, где земля ровнее, растет маленькая пальма, под которой, бывало, мечтаешь часами; одинокая, маленькая пальма, неведомо как поднявшая здесь свою венчанную голову.
