свою заботу…Ничтожная и жалкая картина
Для глаз чужих. Но ты почуешь сердцем,
Что предстоишь у Дома жизни нашей,
У нашего Хранилища души.
И если Божий дух еще не умер
В твоей груди, и есть еще утеха,
И теплится, прорезывая вспышкой
Потемки сердца, вера в лучший день, —
То знай, о бедный брат мой: эта искра —
Лишь отблеск от великого огня,
Лишь уголек, спасенный дивным чудом
С великого костра. Его зажгли
Твои отцы на жертвеннике вечном —
И, может быть, их слезы нас домчали
До сей поры, они своей молитвой
У Господа нам вымолили жизнь —
И, умирая, жить нам завещали,
Жить без конца, вовеки!
Один из посетителей собрания молодых сторонников Просвещения показывает ему статью в газете. В ней сказано, что в Воложинской ешиве, наряду с Гемарой, изучают науки и иностранные языки… О том, что это не так, он узнает только потом, уже на месте. А пока что ему нужно, ему просто необходимо уговорить деда-хасида разрешить ему поехать учиться в Воложин к «литвакам»! Ох, и не просто это. Он призывает на помощь посланца Воложинской ешивы, набирающего учеников, который так кстати оказался в эти дни в Житомире. И тот каким-то образом ухитряется убедить старика. Яаков Моше прекрасно видит, что происходит с внуком, и уж конечно, для него «литваки» гораздо предпочтительнее, чем просвещенцы-«маскилим».
Хаим Нахман уезжает учиться в Воложин.
Бегство из ешивы
…Конечно же, в Воложинской ешиве изучали только Гемару. Он сразу убедился в этом и поразился сам себе – как он мог предположить другое! Хотя, на самом деле, существовала одна ешива, где преподавались также и науки, и языки, но она была расположена не в Воложине, а в Берлине, и между ним и ею лежали непреодолимые препятствия. Дело было не только в невозможности получить разрешение деда на учебу в таким нетрадиционном заведении. Препятствия состояли еще и в том, что в берлинской ешиве, дававшей своим выпускникам степень доктора философии, от поступающих требовали документ о среднем образовании. Его можно было добыть, если сдать экстерном государственный экзамен. Но он не знал самых основ, он не знал даже русского языка!
Но пока что – было на что переключить внимание и интерес. Здание Воложинской ешивы выглядело непривычно роскошным в глазах Хаима Нахмана, ее с иголочки одетые в традиционную одежду ученики, принадлежавшие к элите «талмидей-хахамим», заполняли учебные помещения, в которых звучала непрерывная музыка слов Гемары, и вначале ему импонировала принадлежность к этому новому для него миру. Он погрузился в учебу и через несколько месяцев великолепно сдал первый устроенный ему экзамен по Гемаре. Это еще больше вдохновило его. Письмо об его успехах руководство ешивы отправило в Житомир к реб Моше Яакову и оно, конечно же, очень порадовало его деда.
Молодой Бялик опять был на стороне плачущей Шхины. Он вновь видел себя «Последним», ощущал себя ее защитником, тем, кто предъявляет претензии ее обидчикам:
Словно
