после расправы, которую тот учинил над взбунтовавшимися жителями Фессалоник (современный г. Салоники в Греции).[599] Оба злодеяния произошли в сотнях миль от Милана, но благодаря этому стало ясно, что епископ церкви Вселенской может в действительности быть международным политиком. Когда Амвросий приходил, чтобы проповедовать на погребении сначала молодого и скорее незадачливого императора Валентиниана II, а позже – Феодосия, он без каких бы то ни было терзаний пренебрегал всеми условностями, требовавшими похвал таким мировым лидерам. Он представлял их как людей, подверженных ошибкам и страданиям, и особенно подчеркивал смирение Феодосия.[600]
Нашествия варваров
Так в 390-х годах стало казаться, что будущее – за христианской империей под владычеством сильных правителей, как Феодосий, и сильных епископов, как Амвросий: кульминация Божьего замысла о мире и начало золотого века, как воображал историк Константина Евсевий Кесарийский. Но оказалось, что это мираж. Западную Римскую империю захлестнули волны нашествий «варварских» племен из-за северных границ; наиболее унизительным ударом стало взятие и разграбление самого города Рима армией визиготов под предводительством Алариха в 410 году. Через шестьдесят шесть лет мальчик-император Ромул Августул был низложен своими наемными войсками, которые легко заключили расплывчатое соглашение с императором в Константинополе, признав его единственным императором. К этому времени бо́льшая часть тех территорий, что прежде принадлежала Западной Римской империи, находилась под контролем варварских царей, и византийцы, хотя и отвоевывали много земель в Западном Средиземноморье, не слишком долго держались за эти завоевания. Все это стало основанием долгого процесса разъединения и разделения между Востоком и Западом внутри имперской Церкви. Западная латинская церковь теперь добавила к утверждению Дамасом ее традиции и к демонстрации Амвросием того, как она может бросать вызовы мирской власти, еще и богослова, который даст ей ее собственный голос и сформирует ее мышление вплоть до новейшего времени: Августина, епископа Гиппонского.
Августин: человек, придавший форму Западной церкви
Августин был латиноязычным богословом, мало интересовавшимся греческой литературой; он выучил греческий язык только в конце жизни, практически ничего не читал из Платона или Аристотеля и мало повлиял на Греческую церковь, которая, по правде говоря, впоследствии с глубоким неодобрением относилась к одному аспекту его богословского наследия – к одной модификации Никейского символа веры (см. с 335–336).[601] Напротив, его воздействие на западную христианскую мысль едва ли можно недооценивать; только Павел из Тарса, которого он так любил приводить в пример, имел большее влияние, и на Западе обычно Павла видели глазами Августина. Это один из немногих раннецерковных авторов, чьи некоторые труды до сих пор можно читать для удовольствия,
Там же, 135–139.
Lunn-Rockliffe, “Ambrose’s Imperial Funeral Sermons”, особенно на с. 205.
Лаконичное и очень минималистическое заключение о знании Августином греческого языка см. в: G.Bonner,
