к нему отношение – предок.
Как-то я спросил у Ганалчи:
– Ганалчи, скажи, почему разные люди эвенки по-разному переводили мне слово «чалдон»?
Он внимательно слушал меня, по обыкновению своему мягко улыбаясь.
Если я хочу вспомнить его лицо, то вижу сначала улыбку. Вовсе не означающую снисходительность к младшему или, наоборот, зависимость и незащищённость. Улыбка – отношение к миру, в котором он, Ганалчи, – начало Доброго.
Я продолжал:
– Одни говорят: чалдон – Венера, другие – Марс.
Откровенно сказать, я считал, что происходит это от незнания звёздного неба. Об этом и сказал тогда Ганалчи. Он покачал головою.
– Эвенк знает небо. Они были вместе под покрывалом ночи, как муж и жена. Но их застало солнце и разлучило…
Не знаю, что помешало мне подробнее расспросить старика о Марсе с Венерой, но записал я тогда в тетрадь только это: «Ганалчи говорит, что Марс с Венерой (разумеется, планеты) были муж и жена». Скорее всего, увлекло другое.
«Чалдон» в нашем языке – «сибиряк». Это в недалеком прошлом и нынче шутейно. Раньше чалдон – инородец, туземец, тунгус. Что же выходит? Кто-то называл себя чалдонами, то есть людьми утренней звезды, или просто-напросто марсианами. Увлекло меня это так, что и не расспросил Ганалчи о такой необычной супружеской паре: Марс и Венера.
Древние греки в мифах о богах своих отдавали этой любви должное. Около трёхсотого года уже нашей эры, во время императора Диоклетиана, Репосиан сложил в стихах: «Любовь Марса и Венеры».
Ни один из тех, кто говорил мне о Марсе и Венере, и Ганалчи тоже, ни читать, ни писать по-русски не умели, не знали они и своей грамоты, кроме той, о которой следует рассказать. Однако именно от них узнал я о той неземной любви.
Марс и Венера остались неразлучимы в языке маленького народа, а может быть, даже не народа, а крохотного родового сообщества, и миф тот древний как бы нашёл в этом своё реальное подтверждение.
А небо всё плыло и плыло надо мной, и скользили, летели к нему наши упряжки. Я улыбался, вспомнив нерадивого клеврета Марса – Алектриона. Это он должен был известить своего владыку о восстании зари, но не известил, проспал, вероятно. И Солнце застигло Марса с Венерою. Древние никогда не прощали нерадивости, и Алектрион был превращён в петуха. Трижды кричит он, предупреждая приход зари.
А есть ли на нашем звёздном небе нерадивый клеврет Марса? Тихо плывут над лицом моим созвездия, струится, мерцает, исходит странный этот свет. Мало что знаю об этих звёздах. И двух десятков созвездий не назову. А Ганалчи знает.
В один из первых приездов записал я легенду, рассказанную внучкой Ганалчи. О том, как когда-то, очень давно, в Буньском меге было страшное сражение с Мани. Девочка плохо говорила по-русски.
– Кто такие Мани? – спросил я.
И она объясняла, поднимая высоко руку и привставая на мысочки:
– Високо, високо, – твердила.
