научную литературу, приносил Тимофееву новые данные, потому что он не мог читать – у него была пеллагра. Он только с большой лупой читал. Он ходил, слушал, задавал вопросы, иногда ворчал. Потом наконец садился и говорил: «Ну а теперь – пиши». И выдавал готовый текст на полстраницы или даже на страницу, а я на машинке за ним записывал. Если мне было что-то непонятно, я тоже ворчал, а он мне: «Ты что, не понимаешь, что ли! Ну ладно, пиши еще!» – и снова выдавал кусок текста. Я забирал в Москву написанный кусок текста, уезжал, думал над ним, возвращался через день уже с вопросами по этому тексту и с наработанным материалом по другому тексту. Так мы и работали страница за страницей. Каждую неделю, наверное, получалось у нас около 10 страниц текста. Я работал с огромным напряжением и невероятным интересом.
Смотреть литературу мне было легко, потому что мне это нравилось и потому что у меня был огромный запас литературы – я, пока был «неосте-пененным», писал рефераты научных журналов. Это был источник заработка. За каждый реферат платили. А если было много рефератов – приличная сумма выходила. Половина рефератов была бессмысленна для меня, только для общего образования. Но я просил: «Присылайте мне статьи по изменчивости, по генетике, по популяциям». У меня был огромный запас научных статей, и все это лежало по полочкам. Свободного доступа к научной литературе в СССР не было. Были разрешенные журналы и лимиты у каждой библиотеки на выписку этих журналов. Проблема с научной информацией была огромной. Но Институт научной информации закупал все абсолютно научные журналы, по материалам которых делались рефераты. Каждый реферат – 10–15 строчек по большой статье. Потом эти рефераты публиковались в реферативных журналах: «Физиология животных», «Физиология растений», «Иммунология», «Зоология позвоночных», «Охрана природы». Были десятки реферативных журналов – РЖ. Подписаться на РЖ библиотеки уже могли, это стоило дешевле. Я был одним из тех, кто писал вот эти рефераты. Я писал по текстам, написанным на английском, болгарском, сербском, польском языках.
Я мог себе позволить столько времени отдавать работе с Тимофеевым-Ресовским над книгой, потому что в лаборатории мне помогала Галя Клевезаль. Галя – это, конечно, существо особое, редко встречающееся в человеческом обиходе. Для меня она такой нравственный ориентир: если она говорит о чем-то, что это плохо, значит, так и есть, и этим не надо заниматься. Всю жизнь, сколько я ее знал, ее мнение по каким-то ключевым моментам было решающим, и в отношениях с людьми тоже. Бывают люди, которые являются моральными ориентирами, и Галя – из них. Она младше меня, она была моей подчиненной, но с точки зрения морали и нравственности она для меня авторитет номер один. И мне, конечно, очень повезло, что она была рядом со мной в лаборатории.
Ученики и учителя
Для меня незыблемо то, что в науке можно двигаться вперед, только встав на плечи учителей. В науке ничего нельзя сделать в одиночку. Нужно обязательно освоить то, что тебе дали учителя.
