использовали фотоаппараты «Зенит» или «Зоркий». Был у нас и киноаппарат. После войны были огромные склады военного имущества, которое распродавалось учреждениям. И мы купили там «кинопулемет». На каждом истребителе, на каждом самолете стояла камера, и летчик, нажимая на гашетку пулемета, одновременно включал камеру. Так было положено у военных, чтобы знать, кого летчик убил, какой самолет подбил. И вот с этим кинопулеметом я тоже работал.
Но на моржовом лежбище у меня был только фотоаппарат. Я был им, можно сказать, вооружен. Это было незабываемо: часами смотреть за перемещениями на лежбище. Такие часы и минуты наблюдения один на один с природой – это не только вдохновение, единение с природой получается, а какое-то более глубокое понимание ее. Оно на всю жизнь потом остается. Может быть, поэтому зоологи и ботаники и общаются со своими листочками и цветочками, отсюда происходит понимание единства живого, понимание необходимости бережного отношения к живому. Мы едины, и, черт возьми, значит, нельзя зверствовать и убивать без причины.
Еще мы работали на зверобойном промысле на Белом море. Выходили на ледоколе «Красин» из Мурманска. Перед выходом была авиаразведка: где, в каком месте находятся залежки тюленей, где они рожают на Белом море. Недавно, несколько лет назад, я снова был на залежках, но уже как турист.
Сейчас организованы туристические поездки на залежки тюленей, которые оказались выгоднее, чем промысловая добыча. Это приносит больше прибыли, занимает больше людей и не убивает тюленей. Этот туристический бизнес фактически дал новую жизнь деревне, которая спивалась, которая не знала, что делать. Сейчас люди получили постоянный поток туристов и доходы. Это не просто устойчивое, а экологически устойчивое развитие.
Но в 60-е годы экологического туризма еще не было, был зверобойный промысел. Идет ледокол, доходит до залежки. Тюлени на льду лежат. Мы с баграми спускаемся с ледокола вниз. Без багров на колотом льду нельзя, потому что, если тебя на льдине относит куда-то, ты должен багром зацепиться за другую льдину, подтащить ее к себе и перепрыгнуть. Люди спускаются с ледокола и бегают по льду на расстоянии сотен метров. Промысел кровавый, жуткий совершенно. На льду лежат беспомощные щенки – бельки. Совсем новорожденных, нескольких дней от роду, тюленей называют зеленцами. Они зелененькие. Чуть постарше – бельки, они белые. Совсем подросшие – серки. Но серка уже взрослый, он лает и уходит в воду. А белек небольшой, он лежит на льду и ждет, пока мама вылезет из моря, покормит его. Примерно две недели, пока лед крутится в Белом море, матери кормят бельков. Мамы уходят в море, сами кормятся, потом вылезают и снова кормят бельков. Полежат с ними несколько часов рядышком, потом снова уходят. И так далее. В течение двух или двух с половиной недель бельки из 5- или 15-килограммовых детенышей становятся 30-40-килограммовыми, линяют и становятся серками. Белая шерсть уходит, и появляется серебристая серая шерсть. К этому времени течение выносит тюленей в Баренцево море, где много рыбы. Льды распадаются. Вылинявшие,
