пол ручьем текла вода. Она знала, что сюда никто сейчас не пойдет. Дождавшись Мелюхина, она захлопнула входную дверь и тут же приникла к нему.
Мелюхин обнял Марфу, прижимая свои ладони к ее пояснице и лопаткам. Он поцеловал ее мокрыми от дождя губами во влажный лоб. Закрыв глаза, Марфа подалась к этим губам, уткнувшись носом в шершавый подбородок Мелюхина. Она прижималась к нему так, словно хотела быть с ним одним целым, неделимым, будто он мог вдруг иссякнуть, как этот дождь, превратиться в дымку, пелену, туман, ускользнуть от нее. А Мелюхин отвечал на ее объятия, покрывая ее лицо неторопливыми поцелуями.
Это проявление их увлеченности, короткое, отхваченное у времени и присвоенное себе на краткий миг, казалось Марфе наводненным самыми выразительными и значительными выражениями, на которые была способна страсть. Она радовалась этим мгновеньям, чувствуя неизмеримый подъем и убежденность в справедливости и безошибочности итога ее душевных скитаний.
Марфа хотела сказать что-то, но не находила, что можно было бы сказать. Молчал и Мелюхин, продолжая то прижимать к груди Марфу, то поглаживать ее по голове, плечам и спине, иногда отстраняясь от нее, чтобы поцеловать ее или коснуться своей щекой ее щеки. Так стояли они в растерянном напряжении потерянных слов, уверяясь в справедливости суждения о бесполезности и ненадобности изречений, которые едва ли могли бы выразить то, что выказывали ласковые прикосновения.
Когда Марфа и Мелюхин вышли из домика, дождь уже кончился. В домишке с растопленной печью был организован обед. Таня приязненно улыбнулась мужу, когда он, войдя вместе с Марфой в комнату, подошел к жене и, склонившись к ней, спросил ее о ее самочувствии. Теперь, отметив этот жест заботливости Мелюхина по отношению к жене, Марфа не испытала ревности: Мелюхин только был добросердечен с женой, испытывая страстное влечение к другой.
Пока мужчины перетаскивали мебель из домика с проломленной крышей в соседний невредимый домишко с функционирующей печью, которую также растапливал теперь Мелюхин, Марфа с Марьяной решили вскрыть последний оставшийся домик, который они не успели обследовать по причине дождя, что низвергнулся с неба. Вскрыв отсыревшую дверь, девушки вошли в темную комнату. Ставни на окнах были закрыты, и свет серыми полосами проникал внутрь, разрезая скрипучий пол на десяток узких пластин.
В комнате стояла кровать с высокой спинкой и разобранными плитами из прессованной древесной стружки на месте матраца, низкий комод и пуф, оставленный рядом с ним. Обведя взглядом комнату и окинув ее точечным светом фонарика, Марьяна только безучастно пожала плечами, отметив этим бесполезность обнаруженных в домике предметов.
Марфа попросила у Марьяны фонарик и, подойдя к комоду, открыла верхний ящик. Он оказался пуст.
– Можно мне посмотреть? – раздался заинтересованный голос со стороны входа.
Марфа и Марьяна одновременно обернулись к Тане, которая,
