– он молодой членкор Академии наук, она солистка ГАБТа. Должен был быть и журналист Касаткин, без которого – об этом говорили шёпотом, но настойчиво – не обходился ни один приём и ни один визит за границу.
Лиза считала, что, собрав у себя такое общество, она разом вытащит неотёсанного своего супруга на белый свет. Михаил, работая учёным секретарём института, по-прежнему мало интересовался тем, как он выглядит и каким кажется. Он признавал деловые отношения только в реальном деле, не предполагая даже, что, занимая достаточно высокую должность в институте, таком крупном и влиятельном, как их, надо ещё иметь и «хорошее» о себе мнение.
Новоселье состоялось на следующий день после серьёзного разговора с Зарождатским. Они крепко поспорили, не скупясь на душевные эмоции, и Вадим Вадимыч Зарождатский, заканчивая разговор, выпалил:
– Хорошо, я согласен закончить этот разговор даже завтра. Да-да! Завтра!
– Завтра воскресенье, – Михаилу надо было обязательно завершить этот разговор.
– Да, в воскресенье, у вас на обеде. Мы, кажется, приглашены с женой к вам на новоселье, – и Зарождатский выбежал из кабинета.
– Лиза, у нас завтра будут Зарождатские? – спросил жену, едва открыв дверь.
– Да, а ты разве против?
– Наоборот. Мы с ним должны закончить один разговор, – откликнулся, весело проходя в кабинет.
Лиза расплылась в улыбке.
– Как всё отлично, как всё замечательно получилось!
…И они закончили этот разговор.
…Ночью, лежа рядом с неестественно выпрямившейся женой, Михаил услышал её шёпот:
– Для чего ты это сделал?
– Я сказал ему правду! – он ответил ей в полный голос, даже чуть громче.
– Тише, соседи услышат.
– Пусть услышат!
– Не смей так кричать, – срывающимся шёпотом прошипела Лиза и села на край кровати.
– Я не кричу, но и ничего не хочу скрывать. Повторяю: я сказал ему правду!
Он уже кричал. Все клокотало в нём и требовало выхода. Мир, словно бы качнувшись, пополз куда-то по наклонной.
– Псих!
– Нет, я не псих! Не псих я. Я сказал правду! Правду! Правду!
– Пьяный вонючий хорёк! – Лиза выругалась.
– Почему хорёк? – чувствуя, что его начинает душить смех, спросил, давя в себе этот приступ истерического смеха.
– Твоя правда – это правда сидящих по норам хорьков. Хорёк!.. Хорёк!.. Хорёк!.. – вдруг закричала она и затопала ногами. – Пошёл вон, хорёк!
Он тяжело поднялся с тахты. Громадный, неуклюжий и никак уж не похожий на хорька, подошёл к одежде и начал неторопливо одеваться. Лиза, закрывшись с головой одеялом, плакала, мелко-мелко тряслись её плечи, а ему не было жалко её. Поигрывая желваками, медленно завязывал галстук,
