относиться.
Над ним кто-то раскрыл окно и крикнул на польском: «Сраные чехи! Сраные чехи!» Что-то – Руди показалось, что стул, – вылетело в ночь, шлепнулось в сугроб на краю дороги и заскользило по склону.
– С Новым годом, – сказал он и затоптал ботинком сигару на бетоне.
Комната Руди была на первом этаже, в боковом коридоре, ведущем от лобби, со множеством дверей в чуланы и маленькие кабинеты. Похоже, здесь тоже раньше был чулан; на стене остались отметины, где когда-то могли висеть полки. Высоко на задней стене было прямоугольное окошко с матовым стеклом, а под ним – узкая кровать, слишком короткая для комфортного сна. Крючки вдоль одной стены изображали его гардероб, а в низком шкафчике у кровати он держал туалетные принадлежности. Места хватало, чтобы не ходить от кровати до двери на цыпочках, но и только. В комнате всегда было уютно и тепло, потому что прямо под ней находился отельный котел, но Руди не хотелось бы оставаться в ней на лето, когда здесь наверняка будет невыносимо.
Он схватил полотенце, мыло, шампунь и сменную одежду и прошел по коридору в маленькую душевую для персонала. Как бы он ни старался, день он всегда заканчивал чумазым и промасленным, как его машина, и требовалось немало целеустремленных усилий, чтобы отмыться.
После душа, прежде чем ложиться, он обычно любил задержаться и пропустить пару стаканчиков в баре на первом этаже, но, проходя через лобби, он услышал из бара крики и заметил, что на шум направляется пара полицейских. Тогда он передумал, вернулся в комнату и взялся за книгу.
Позже в дверь мягко постучала и вошла Марта.
– Поляки разгромили бар, – сказала она, снимая халат и вешая на крючок за дверью. – Полиция арестовала шестерых, – с тех пор как начали прибывать автобусы, она отзывалась о соотечественниках с легким презрением, словно стараясь от них дистанцироваться.
Вытянувшись на кровати, насколько та позволяла, Руди оторвался от книги и произнес: «Мм».
Марта скинула черное форменное платье и вышла из него, повесив рядом с халатом. Под формой на ней были колготки и поношенный черный лифчик. Она была пышной и веселой девушкой с длинными блеклыми русыми волосами, которые красила в каштановый.
– Я так и думала, что ты будешь прятаться здесь, – сказала она.
– Нам больше нельзя говорить по-польски на людях, – сказал Руди. – Нас слышал Ян.
Расстегивая лифчик, она остановилась и посмотрела на него.
– Тогда нам вообще нельзя разговаривать на людях. – На самом деле она неплохо знала английский, но почему-то стеснялась на нем говорить. Она стянула колготки и трусики и оставила на полу. – Двигайся.
Руди отложил книжку на шкафчик и прижался к стене, чтобы пустить Марту под одеяло рядом. Официально Ян строго порицал отношения между персоналом, но неофициально он избирательно смотрел на них сквозь пальцы, если это не мешало распорядку отеля.
