тарелку.
За «семейным обедом» я устриц не попробовала. Я не посмотрела в пометки к меню.
– Помнишь, как их пробовала? – снова спросила она, на сей раз медленно, словно у умственно отсталой. – Устрицы с Восточного побережья поменьше. В них больше морской соли, больше минеральности. Устрицы с Западного побережья поупитанней, более сливочные, более сладкие. Они даже внешне различаются. У одних раковина плоская, у других – более выпуклая.
– О’кей, но какая на этом блюде какая?
Я поднесла блюдо поближе к ней, но она отказывалась смотреть.
– Они уже в воде плавают. Отнеси их назад Шефу.
Я затрясла головой. Решительно нет.
– Ты не будешь такие подавать. Отнеси их назад Шефу.
Я снова затрясла головой, но закусила губу. Мысленно я увидела, что меня сейчас ждет. Его гнев, его ор из-за растраты продуктов, мое смущение. Но я могла бы посмотреть в пометки к меню, пока буду ждать следующую порцию. Я смогу услышать снова номер стола. Я справлюсь.
– Ладно…
– В следующий раз посмотри на них, но пусти в ход язык.
Менеджеры укрепляли свой авторитет, переставляя то и это в зале. У станций официантов они перемещали блокноты и сдвигали чеки, на барной стойке перекладывали с места на место тикеты. Они доставали бутылки белого вина из ведерок со льдом, вытирали их и заново расставляли в новом порядке. Они останавливали тебя, когда ты бежала мимо, явно спешила, и спрашивали, как ты тут обживаешься.
Симона сохраняла свой авторитет за счет центробежной силы. Куда бы она ни направилась, ресторан словно бы тянулся за ней, подхваченный попутным ветром. Она руководила остальными официантами за счет умения концентрировать и перенаправлять их внимание – вектором служила ее собственная сфокурсированность. Это она устанавливала правила и рамки, в которых протекала смена.
– Как зовут того бармена? Того, кто разговаривает только с Симоной? – спросила я у Саши. Я очень старалась говорить небрежно.
Саша принадлежал к нашему небольшому племени бэков. Он обладал какой-то неземной красотой, которая сделала бы его моделью: широкие, инопланетные скулы, яркие синие глаза, чуть припухшие, словно от укуса, надменные губы. Взгляд у него был таким холодным, что сразу становилось понятно, что он повидал все и вся, побывал богатым и бедным, влюбленным и брошенным, убийцей и на волосок от смерти – и ни одно из этих состояний особых восторгов у него не вызвало.
– Бармена? Джейк.
До сих пор я и не слышала, чтобы Саша разговаривал. Он был русским и, хотя явно бегло говорил по-английски, не давал себе труда придерживаться его правил. Акцент у него был элегантный и комичный разом. Нарезая хлеб, он делано закатил глаза.
– О’кей, Полианна, давай-ка расскажу тебе парочку прописных истин. Ты слишком уж новенькая.
– И что это значит?
– А что, по-твоему, это значит? Джейк съест тебя на обед и косточки выплюнет. Ты вообще знаешь,
