в кровь и кровь, превращающаяся в воду…
И вот среди этого бреда ему привиделась лёгкая и стройная девичья фигурка, обряженная в кожаную куртку и перетянутая ремнями.
– Это он и есть Сенин, поэт? – спросила она у кого-то белого, расплывающегося.
– Этот.
– Помрёт – нет?
– Как бог даст.
– Но вы же медицина. Сможете волю божью подправить? – улыбаясь, спросила она.
– Работаем, Виктория Евгеньевна.
– Жаль будет, если помрёт. Больно красив, – она мягко засмеялась. – Да и поэт известный.
Говорить Сергей не мог, но всё понимал. Мысли в голове плавали, словно рыбы в густой, как бульон, воде.
«Глаза-то какие русалочьи», – уклейкой сверкнула догадка. – «Чисто, водяные шелка».
– Спасите его, Пантелеймон Карлович, – попросила «русалка». – У вас ведь и имя такое подходящее. Хотите, я вам браунинг подарю? Вот этот.
Она показала пистолет.
– Браунинг, это, конечно, хорошо. Только зачем он мне? Носите сами. А что смогу, я и так сделаю.
– Глаза у него… – добавила она, качаясь в бредовом сенинском мареве. – Будто море на Родосе.
– Доводилось бывать на Родосе, Виктория Евгеньевна?
– Пантелеймон Карлович, вы на сорок лет старше меня, вы были другом нашей семьи. Я думаю «Виктории» будет вполне достаточно. А ещё лучше, «Вика», как раньше. Только не при бойцах, конечно.
– Вы же теперь начальник. Вхожи в штаб этой… – он помедлил, подбирая слово, хмыкнул, – армии.
– Это ничего не значит.
Она сделала вид, что не услышала сарказма в его голосе.
Последовала неловкая пауза.
– А на Родосе я была летом семнадцатого, прямо перед революцией. С океанографической экспедицией отца.
– Да, что-то припоминаю, Евгений Павлович рассказывал про ваши с ним путешествия. Хорошо там, на островах?
– Хорошо, – ответила та, не отводя глаз от Сенина. – Только через три месяца, отчего-то снова сюда потянуло.
– Россия она такая. Просто так не отпускает.
Он подумал и добавил:
– Как морфий. Или как лихорадка.
– Вы всё так же любите блеснуть медицинским юмором. А между тем, этот цинизм вам совсем не идёт, – сообщила «русалка».
Пантелеймон Карлович пожал плечами.
– А он ведь и правда, большой поэт. Знаете? – показала Виктория головой в сторону Сенина.
– Мы всех лечим, и поэтов, и не поэтов, и известных, и неизвестных, – устало отозвался доктор.
Она машинально прошлась пальцами по плетению своей длинной косы.
И с лёгкостью, возможной только во сне, Сергей прочитал её мысли.
«Влюбиться бы в него. Без оглядки. И плевать, что война, что убить могут. Просто влюбиться и всё. Как в последний раз. А уж полюбит он в ответ, не полюбит, какая разница».
