чувствовала, что вы сейчас позвоните!
Услышав её голос, Шерман невольно расплылся в улыбке. В памяти мгновенно возник образ скрипачки: копна светлых волос, спускающихся ниже спины, тонкие гибкие руки, упрямый подбородок, открытая улыбка… И черные очки. На которые он не мог смотреть без боли.
– Маюша, здравствуй, моя дорогая, – ласково сказал Савва. – Скажи, ты собираешься на юбилей к Прянишу?
– К этому петуху?! – хмыкнула Майя. И призналась тоном заговорщицы: – Нет, я ещё днем наврала ему через дверь, что у меня грипп. Вы же знаете, он до смерти боится всякой заразы. Так что теперь сижу одна и пью шампанское!
От ее задорного, с лёгкой хрипотцой, голоса на душе Шермана всегда становилось тепло. Но эти её проделки… Нет, чувство юмора у Майи было – дай бог каждому, и, наверное, именно оно во многом помогало смиряться со слепотой. Только порой его принцесса переходила границы. И Савва Аркадьевич сказал с легким укором:
– Всё-таки это нехорошо, душа моя. Тебя же там ждут!
Она сердито фыркнула в трубку, но тут же смягчилась. Заныла лукаво:
– Ну Са-а-авва же Аркадьеви-и-ич! Ну чего я там не слышала? Как он уверенно несет чушь? – И Майя передразнила, изменив голос: – Мы должны очистить искусство от дилетантов, как Сизиф очистил Авгиевы конюшни!5
Шерман еле сдержал смех: так похоже она изобразила директора музыкального театра. Тот желал казаться знатоком культуры, но часто вплетал в свою речь фразеологизмы, не понимая их значения. Или ссылался на греческие мифы, которые толком не знал. И потому его речь была пересыпана нелепицами. Но Витька старый приятель, ещё с тюремных времен.
– Не нужно над ним смеяться, милая, он всё-таки твой начальник, – пожурил Шерман. – И в плане образованности Виктор Сергеевич слабее. Ты всю школьную программу прошла, музыкальный колледж закончила. А у Пряниша даже начального образования нет. Я же тебе рассказывал, что он рано пошел работать, потому что в десять лет остался главой семьи. Отца нет, мать пьющая, двое младших…
– Да я поняла, поняла, – виновато буркнула Майя. – Ну, простите.
– Может, всё-таки пойдешь, душа моя? – мягко попросил Шерман. – Нам нужно укреплять репутацию театра. А если тебя не будет на юбилее Пряниша, журналисты снова начнут писать, что в наших рядах раскол.
Майя молчала. Раздумывала.
– Ну, ла-а-адно, Савва Аркадьевич, – протянула она. – Пойду. Но только ради вас! И только с вами. Вы же меня привезете-отвезете?
– О чём речь, душа моя! – воскликнул Шерман. – И вот что…
Он запнулся, не зная, как лучше сказать. Мялся с трубкой в руках, боясь, что попросит – а она опять начнет спрашивать и ему снова придется врать. Серебрянская не торопила, ждала молча. И Шерман набрался смелости:
– Милая, надень тот жемчуг.
Глава 8
– Вы к кому? – пробасил
Конюшни царя Авгия расчистил Геракл.
