располагались в самой высокой части Объекта, и за это их называли Горкой, которую со всех сторон обступал густой лес, но ему не удавалось пересечь бетонную полосу дороги по внешнему периметру кварталов…
Дорога в садик начиналась грунтовым спуском к баракам учебки для солдат-новобранцев, но, малость не доходя до их ворот, от грунтовки ответвлялась широкая тропа через сосновник, в обход учебки и широкого чёрного пруда под большими деревьями; затем шёл ещё один спуск, но покруче и уже густым ельником, после которого тропа выводила к высокому штакетнику. За воротами, среди деревьев и кустов стоял двухэтажный дом садика, обернувшись к площадкам для игр, где кроме песочниц и теремков имелся даже настоящий носатый автобус; без колёс, конечно, чтоб заходить внутрь прямо с земли, но зато с рулём и сиденьями…
Пальто и ботинки нужно было снимать на первом этаже, где их дожидался мой шкафчик с картинкой двух вишенок на узкой высокой дверце и, уже в тапочках, подыматься по лестнице на второй, в комнату своей группы.
Моя детсадовская жизнь складывалась из самых разных чувств и ощущений.
Победное ликование, когда в конце дня уже пришли забирать меня из садика и, с подачи мамы, я вдруг обнаружил, что сам, оказывается, умею завязывать на бантик шнурки своих ботинков.
Горечь поражения в то утро, когда эти гадские шнурки оказались стянутыми в тугие мокрые узлы и маме пришлось распутывать их, опаздывая на работу…
В детсадике ничего не можешь знать наперёд – когда что будет.
Там иногда вставляют в нос поблескивающую трубку на тонком резиновом шланге и пшикают через неё противный порошок, или заставляют разом выпить целую столовую ложку противного рыбьего жира.
– А ну-ка, давай! Знаешь как полезно?!
Самое жуткое, когда объявят, что сегодня всем делают укол.
Дети выстраиваются в шеренгу и по одному подходят к столу с железной коробочкой, откуда медсестра достаёт сменные иглы своего шприца.
Чем ближе к ней, тем сильнее стискивает страх и ты завидуешь счастливчикам, для которых укол уже позади и они отходят от стола, прижимая кусочек ваты на предплечьи, положенный медсестрой поверх укола.
Хорошо, что сегодня не «под лопатку», дети в шеренге шепчутся, что это самый страшный из всех уколов…
Зато по субботам на обед дают полстакана сметаны посыпанной сахарным песком, и не говорят ложиться по кроваткам на «тихий час», а вместо этого в столовой плотно завешивают окна одеялами, чтобы стало темно, и на белой стене показывают диафильмы – плёнки сменяющихся кадров с белыми надписями внизу.
Воспитательница медленно прочитывает строчки надписи, а потом спрашивает все ли всё рассмотрели в картинке, чтобы прокрутить плёнку на следующий кадр, где матрос Железняк захватит белогвардейский бронепоезд, или ржавый гвоздь выйдет совсем новеньким из сталеплавильной печи – смотря какой фильм заряжен в проектор.
Мне трепетно нравились эти субботние сеансы:
