такая синяя коробочка с надписью «Нева», а на ней чёрный кораблик парусник; и каждое лезвие-бритва в отдельном конвертике с точно такими же надписью и рисунком…
В начале зимы у меня почему-то стала отшелушиваться кожа на кистях рук: в каком-нибудь месте взбугриться, потянешь и – снимается целый клочок.
Я никому не рассказывал и за пару дней снял с них всю, как перчатки, а внизу оказалась новая.
( … не знаю какое есть научное объяснение такому явлению, но по-моему всё из-за книги, которую я видел на полках в библиотеке части.
Книга называлась «Человек меняет кожу», читать я её не брал – название чем-то оттолкнуло, но, вместе с тем, и запомнилось, чтоб впечатлительный ребёнок на собственной шкуре проверил возможность такой смены…)
У меня всегда были две ахиллесовых пяты: наивность и впечатлительность.
Однажды меня настолько впечатлила песня на пластинке в 33 оборота, что я решил переписать её слова, хотя она исполнялась на иностранном языке.
К сожалению, дальше начальной строки дело не пошло, да и та осталась под вопросом: ставишь пластинку и певец поёт «эссо лацмадэри!», а при следующем прослушивании уже – «эссо дазмадери!», но ведь так не бывает, чтобы пластинка сама по себе меняла слова; вот и остался проект незавершённым.
( … спустя годы я снова встретил и узнал эту песню, когда Луи Армстронг запел:
“Yes, sir, that’s my lady …)
Каток через дорогу с самого начала предназначался для игры в хоккей, поэтому его окружал борт из плотно сбитых досок, а по концам поля поставили хоккейные ворота.
После снегопадов поле расчищали парой широких металлических щитов, которые в одиночку и не потолкаешь.
Ухватившись вдвоём-втроём за продольную рукоять поверх такого щита, мальчики сдвигали снег к противоположному от раздевалки борту, а там уже в ход шли большие снеговые лопаты из фанеры, чтоб выбросить его с катка.
В результате за дальним бортом образовались снеговые залежи вдвое выше него самого, и в недрах тех снеговых гор дети прорыли длинные туннели с разветвлениями, как на схемах моего тайного убежища.
По вечерам мы там играли в прятки в чернильной темноте, потому что свет редких фонарей падал лишь на каток, да и то только до середины.
Однако, если в тоннеле включить фонарик, из мрака выступали тесные обледенело-бледные стены с искорками в глубине…
Школьная четверть заканчивалась и год тоже кончался.
Отрывной календарь рядом с кухонным окном уже почти лишился всех своих листиков под чёрным блестящим корешком.
Листки эти небольшие, размером с ладонь, но в начале года их много – по одному для каждого дня в году – оттого-то календарь такой пухлый, солидненький первых месяца три.
Каждый день из него отрывают один листок, где напечатано число и текущий день недели, а также в котором часу с минутами встаёт и заходит солнце, и какая в этот день у луны фаза.
В
