что я видел Элеонору отдельно от тех длинных серёг, так это в спектакле, где она играла схваченную белогвардейцами большевичку-подпольщицу.
Беляки посадили её в одну камеру с блатной уголовницей из Одессы (в исполнении Раисы) и Элеонора успела перевербовать её за власть Советов всего за один (и единственный) акт постановки, перед тем завхоз Клуба, Степан, и эстрадник Аксёнов, в гриме и белых черкесках, увели её на расстрел…
Когда директора не оказывалось на месте, приходилось покупать билет в кассе рядом с запертой дверью его кабинета.
В один из таких разов я сел в ряду перед двумя своими одноклассницами – Таней и Ларисой, потому что в Клубе мало кто обращал внимания какие места написаны кассиршей на билете.
Когда-то Таня нравилась мне больше, чем Лариса, но показалась слишком недостижимой и я переключился на её подружку: после занятий в школе старался догнать Ларису по дороге домой, потому что она тоже шла на Посёлок по Нежинской, но всегда вместе с Таней, они ведь соседки.
В своё время Лариса тоже была участницей Детского Сектора и однажды я даже проводил её по Профессийной от Клуба до улицы Гоголя, потому что до своей – улицы Маруты – она не позволила.
Таня в тот же период также участвовала в Детском Секторе, так что по Профессийной мы шли втроём и Таня всё время поторапливала Ларису шагать быстрее, а потом рассердилась и ушла вперёд одна.
Мы с Ларисой расстались на углу Гоголя и я пошёл вдоль неё, восторженно вспоминая милый девичий смех в ответ на мой пустопорожний трёп, однако, на подходе к Нежинской, под фонарём возле обледенелой колонки, мои восторги оборвались.
Меня окликнули две контрастно чёрные на белом снегу фигуры.
Обе принадлежали ученикам нашей, тринадцатой школы – один из параллельного класса, а второй десятиклассник Колесников; оба они жили где-то на Маруте.
Колесников принялся мне втолковывать, что если я ещё хоть раз подойду к Ларисе, и если он услышит, или ему скажут, и вообще – я понял чтó он мне сделает?
И эти толкования он повторял по кругу, немного меняя их местами; меня сковал страх, как нашкодившего пятиклашку, которому учитель грозит вызовом родителей в школу, когда я вдруг почувствовал, что сзади кто-то схватил меня за икру, дёргает её и треплет; я оглянулся, ожидая увидеть бродячего пса, но там был только снежный сугроб и больше ничего.
В тот момент мне полностью дошёл смысл выражения «поджилки трясутся».
Я бормотал, что понял, он переспрашивал всё ли я понял, я говорил, что да, всё, но не смотрел им в лица и думал, вот если б из нашей хаты сейчас бы пришёл с вёдрами к колонке дядя Толик, бывший чемпион области по штанге в полусреднем весе.
Нет, он не подошёл; в то утро я натаскал домой достаточно воды…
И вот теперь, перед лицом переполненного зала зрителей, я уселся перед парой своих одноклассниц, целиком осознавая всё неосмотрительность такого поступка, но почему-то не в силах повести
