так ведь?
– Мы увидимся ещё раз? – не сдавался Уилл.
– А вот, – прошептала Белль, почти соблазнительно, – я подумаю над этим. Моя очередь играть. Если захочу встретимся, если ретроградный Меркурий будет, то нет. Извини. Твои игрушки слишком много доставили неприятностей.
На другом конце провода что-то сломалось. Аннабель предположила – это сердце Уилла дало трещину. Сердца трещат тихо, еле-еле слышно. Они умирают в стонах и шепоте.
Минуя гордость, в которую Уильям был окутан с ног до головы, он спросил надломившимся голосом.
– Когда же мы забудем об этом?
– Уилл, неужели, ты думал, что не будет ничего в ответ за твои действия? Однажды ты напакостил кому-то, будь готов получить что-нибудь, – вспылила в ответ девушка.
Зеркало, расположенное на идеально голубой стене номера, заставило её посмотреть себе в глаза. Прежде чистые, как океанские глубины, превратились в два страшных ледника. Взгляд оказался самым страшным явлением для самого главного человека – самой себя. Два страшных, бездонных голубых ледника излучали пустоту.
– Белль, ты слышишь меня? – кричал Уилл в трубку.
И Морган встрепенулась: она не слышала своего друга уже, как минимум, несколько минут.
– Я люблю тебя, Уилл, – коротко произнесла Аннабель.
И неважно, что Воттерс говорил до этого. Он говорил о любви, ненависти и чувстве, живущем посередине. Неравнодушие. Любовь и ненависть ходят по тонким его нитям. Иногда сталкиваются. Например, как у Уильяма Воттерса.
– Святой Кобейн, ты ходячая катастрофа! Ты не слушала меня! Зачем я с тобой говорю! Тебе ничего не надо.
Уильям, в момент разговора стоял около окна, прислонивши к нему лоб. Парень мог бы принять верное решение: сказать подруге не «до свидания», а «прощай» и больше никогда не знать, кто такая эта Аннабель Эллисон Морган, но Воттерс уклонился. В его груди билось сердце и билось оно учащенно: так трепеталась вера, возможность все исправить.
– Такая, какая есть, Уилл, – сказала Белль, тем самым подводя разговор к концу, – Прощай.
Она кинула смартфон на кровать и скорее отправилась в уборную. Как же Аннабелль выворачивало от себя! Она, хрупкая и болезненная, как бабочка, сидела на холодном полу, склонившись над унитазом. Каждый орган, будто скручивали и выжимали. Морган наказывала себя подобным образом: вливать в себя ненавистную жидкость, а позже – мучиться от болей, сковывающих тело. Пьяна. Чертовски пьяна. Но и в этом, до жути разбитом состоянии, блондинка не теряла холодного рассудка.
Это возвращение в прошлое дарило девушке двоякие чувства. С одной стороны, приятная часть её жизни: когда-то в Монреале Морган сияла солнцем, но затем начался дождь, смывший с девушки все улыбки. С другой, Монреаль – лишь последний причал. Она пришла сюда, чтобы найти свою тихую гавань и остаться навечно.
В груди каждый раз барахтались волны.
