понимали: это не может длиться вечно. Каждый день может стать последним. Все это знали. Знала и Азар. Знала, что должна быть готова.
Но как к такому подготовиться?
Прошел едва ли месяц, а Азар не могла думать ни о чем, кроме ребенка. Все остальное потеряло для нее значение. Осталась лишь дочка – и неудержимая нежность, страстное желание уберечь и защитить. Азар начала даже раздражаться тому, как другие женщины держат ребенка. «Не так!» – говорила она, подбегая к товарке, и еле сдерживалась, чтобы не накричать на нее и не вырвать ребенка из рук. «Осторожнее! – говорила Азар. – Она же такая маленькая, косточки у нее совсем хрупкие!» И, взяв Неду из чужих рук, прижимала крошечное тельце к груди, ладонью придерживала голову и плечи. Никто лучше ее не знает, как правильно держать ее ребенка. Никто не знает, что нужно ее девочке. Никто, кроме нее.
Она понимала: это опасно. Надо остановиться. Пора начать учиться расставанию. Дитя ей не принадлежит, в любой момент его могут отнять. Нужно быть готовой. Но как?..
– А вдруг тебе разрешат самой отвезти ее к родителям? Вдруг позволят остаться у них на целый день? – сказала еще одна заключенная, теребя расстегнутую верхнюю пуговицу на блузе.
За дверью слышалось щелканье шлепанцев, шорох чадры, отдаленные голоса. Голоса тюремщиков.
– Вряд ли, – ответила Азар, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, даже безразлично.
Протянув руку, пощупала сохнущие детские вещи, сняла с веревки распашонку в мелкий голубой цветочек и принялась ее складывать.
Азар не знала, когда и как родителям сообщили о рождении внучки; но они прислали сюда, в тюрьму, посылку. Однако из присланных вещей добрались до камеры немногие. Несколько распашонок для Неды да пачка чая. Азар не сомневалась, что родители прислали больше, и уверения Сестры, что больше в посылке ничего не было, ничуть ее не убедили. Всякий раз, когда ее водили на допрос, из-под повязки на глазах она видела большую сумку, стоящую у двери в душевую. Азар не сомневалась: это ее сумка. Наверняка набита игрушками, мылом, подгузниками и детской одеждой. Каждый день она ждала, что ей принесут эту сумку… Увы, ее так и не принесли, а в один прекрасный день сумка исчезла.
– Как только они решат, что с меня хватит, просто приоткроют дверь, вот настолько, – Азар показала руками узенькую щелочку, – и ее заберут.
По камере пронеслись вздохи и стоны разочарования: «Ох уж эта Азар со своим вечным пессимизмом!»
Неда громко шмыгнула носом, завертела головой под носовым платком, и все взоры сразу обратились к ней. Малышка проснулась!
Почти сразу она захныкала, и Азар, отложив носовой платок и взяв ее на руки, гордо предложила ей грудь.
– А кто сказал, что ее вообще заберут? – спросила вдруг Париса.
Париса сидела вблизи того угла, где занималась гимнастикой Фируза. Она была единственной подругой Фирузы в камере. Как объяснила она сокамерницам,
