стен стояли шкафы, полные бумаг: документы, папки, и в каждой папке – чья-то жизнь.
«Все-таки Фируза мне отомстила», – думала Азар. Она сидела перед Сестрой в каком-то полусне, не в силах даже пошевелиться. Муха билась о стекло. Вдалеке, за окном, пронзительно каркала ворона.
«Почему ее забирают? – снова и снова спрашивала себя Азар. – У меня же еще есть молоко! Почему?..»
– Ты ведь не думала, что дочь останется с тобой навсегда? – спросила Сестра, барабаня пальцами по столу, и глаза ее недобро блеснули.
Азар молчала, чувствуя, как отчаянно дрожит и дергается что-то в углу левого глаза. Как холод от кафельного пола пронизывает подошвы и поднимается вверх по костям.
– А если она подхватит какую-нибудь болезнь? Здесь не место для ребенка.
Не место для ребенка, да. Место, откуда не видно неба, где так легко ломать, топтать и держать в повиновении.
Сестра помолчала, словно хотела, чтобы ее слова лучше дошли до сознания узницы, проникли глубже в сердце – так, как вонзается нож.
Молчала и Азар. Время для нее словно остановилось. Трудно было дышать, стены вокруг смыкались и давили на грудь, чадра лежала на голове неподъемной тяжестью.
Разумеется, на нее донесли. Сказали Сестрам: Азар мечтает, чтобы дочь оставалась с ней как можно дольше. А это неприемлемо. Выходит, Азар здесь счастлива – да так счастлива, что не может удержать свое счастье в себе и готова делиться им с другими! Слишком много счастья для тесной камеры с зарешеченным окном.
А счастью здесь не место. Здесь Эвин – место страха. Страх кипит здесь, словно вода под крышкой, выбивается наружу и окутывает город, словно пар из котла. Азар хочет, чтобы ее дитя осталось с ней: значит, больше не боится. Значит, пришло время отнять у нее дитя.
– Твоим родителям мы уже сообщили. Все организовали. Теперь можешь идти.
Азар поднялась со стула. За дверью громко болтали между собой две Сестры, готовые отвести ее обратно в камеру: что-то об ужине, о булочной, об уроках детей. У Азар кружилась голова. Когда она протянула руку к дверной ручке, что-то сорвалось с ее губ – стон, рыдание, кашель или просто капелька слюны. За окном, в отдалении, загремел гром. Азар повернула ручку и вышла.
С этого дня в камеру перестали приносить тазик с теплой водой для купания ребенка.
Крохотная белая бабочка влетела в камеру через зарешеченное окно. Прилетела с гор. Азар следила за ее полетом, пока бабочка не опустилась на желтую чадру-занавеску.
В камере никого не было. Все вышли во двор подышать свежим воздухом. «Я останусь», – сказала Азар, избегая глядеть товаркам в глаза. Теперь она ловила каждую тихую минуту, чтобы покормить Неду – и кормила так усердно, с такой страстью, словно стремилась вся растечься молоком и перелиться в своего ребенка. Чтобы всегда быть с ней вместе. Чтобы никто никогда их не разлучил.
После разговора
