за ростом плода, – вступаюсь я за Марку.
– И тебе всыплю, – говорит человек, – встань-ка.
Я встаю. На животе расплылось красное пятно. Я ранена и вот-вот умру. Это очень страшно.
– Если все начнут наблюдать за ростом плодов, совхоз останется без урожая, – говорит он серьезно. И вдруг как рассмеется! – У вас ночью живот не болел? – спрашивает он, указывая на грядки с голыми кустиками. И снова смеется.
Другой бы не знаю что с нами сделал! А этот отпустил. Взял с Марки слово, как со старшей, что ноги нашей больше здесь не будет. Меня распирает гордость и душит обида. Гордость за то, что я вступилась за Марку, а обида за то, что она надувает меня, как маленькую.
– Все грядки объела, врунья, – ворчу я, сидя на досках. – Сколько, интересно, дней она «наблюдала за созреванием плода»? Нет, нельзя с ней водиться!
– Ты чего там долдонишь? – спрашивает хозяин и кладет рубанок на верстак.
– Я не долдоню. Я переживаю.
– Мала еще, – говорит он, отхлебывая из бутылки.
Я боюсь хозяина. Бабушка просила меня вокруг него не околачиваться. «Он пьяница, он может тебя побить». Все-таки надо слушаться бабушку.
– Ты куда? – останавливает меня хозяин. – Я с тобой поговорить собрался. – Он снова хлебнул из бутылки и оперся о верстак локтями. – Вот ты – сколько тебе лет?
– Семь лет и восемь месяцев.
– А приезжали такая черненькая с серо-буро-малиновым – это твои родители, да?
– У меня папа – специалист по прессам, его по телевизору показывали. И никакой он не серо-буро-малиновый.
– Подумаешь, по телевизору показывают! Велика честь! – сказал хозяин и снова принялся строгать.
Одинокие все со странностями. Взять нашу соседку Марго, проводницу поезда «Баку – Москва». Когда она в рейсе, дома тихо, а вернется – только ее и слышно: все ей мешают, на всех она орет. А зато нам с Маркой привозит из Москвы хрустящую картошку. Выдаст торжественно по пакету и скажет: «Детей бы оставила, а взрослых – всех из автомата».
После таких слов, кажется, никакая картошка в рот не полезет. Но стоит проткнуть в пакете дырочку и нюхнуть… Марка считает, что так пахнет Москва.
Мы сидим на тетушкином балконе и хрустим что есть мочи. Надо поскорей опустошить пакет. Домой с московской картошкой лучше и не показываться – сразу промывание желудка. А Марке оставить – съест. Даже если взять с нее честное слово, что не будет. Все мечтают, чтобы Марго куда-нибудь отселили. А мы с Маркой – нет. Она нам картошку возит и про Москву рассказывает. Марка говорит, что характер у тетушки не лучше, чем у Марго. Просто ей повезло, что она нашла такое сокровище. Неужели Марка по-честному думает, что она сокровище?
– Вы сдали нам комнату потому, что вам здесь одному скучно? – спрашиваю я у хозяина.
– Смотри ты, пигалица, а какие вопросы задает, – удивляется хозяин и убирает рубанок под верстак. – Больно много от вас веселья! Нет уж, не от скуки я квартирантов пускаю. Деньги коплю, ясно?
– Зачем?
