жанр современной словесности – авторский текст. А лучший текст – это ситуативный жанр, продиктованный характером публичного присутствия: реплика, комментарий на ТВ, в соцсетях – блог и флента (как ризомообразно прирастающий метатекст) пост, репост, камент (на своей и чужой стене) – разнообразный динамичный фикшн и нон фикшн. Жанр – это человек в ситуации.
Востребована максимальная концентрация смыслов при краткости высказывания. Реплика-реприза. Один экран, максимум два. В перспективе, возможно, в литературе случатся и мультимедийные лонгриды. Какая-то визуализация как сопутствующий элемент вербального текста, пожалуй, неизбежна.
Геймирование медийной информационной деятельности. Исследователь в области психо- и социолингвистики Джеймс Пол Джи описывает процесс играния в видеоигры как новую грамотность XXI века. Он делает парадоксальный вывод: распознавание и действия в играх – это современные эквиваленты чтения и письма.
Писатель-стример? Почему нет. Использование писателем ресурса онлайн-игр – дело недалекого будущего. А может, уже и настоящего.
Региональное и универсальное
Сосчитайте-ка, читатель, сколько литературных открытий случилось в последние лет десять в российской провинции! Молчит ли в самом деле тьмутаракань или просто никто ее не слышит?..
Но глобализация захватывает в свою орбиту региональные литературные пространства. Это началось давно. В стране имперского типа региональное подвергалось воздействиям централизации уже в старомосковский период, а тем более – в петербургский, и затем в советскую эпоху. Как правило, это вело к относительной унификации. В досоветское время – в духе литературной моды. В советское время – по матрице «социалистического реализма» (а при наличии андеграунда – опять-таки в духе андеграундной литературы столиц).
В наше время, однако, унификация отсутствует, мы живем по логике плюралистического постмодерна, выбирая те литературные возможности и тот круг литературного общения, которые нам ближе. В этой связи требует коррекции модель литературной жизни, основанная на противопоставлении столичности и провинциальности.
При поляризованном мышлении столица и провинция отныне не маркеры пространства, а знаки той или иной литературной ориентации.
Провинция: рутина, торможение (эпигонство), самовоспроизводство, анонимность/вторичность литсредств, сектантство (геттоизм).
Столица: прогресс, поисковый эксперимент, персонализация литсредств, широкий творческий диалог.
Вопрос качества текста не обязательно решается в прямой связи с той или иной ориентацией. Можно быть крепким эпигоном. А можно – неумелым, претенциозным экспериментатором. Хотя в принципе все же авторский поиск создает новые смыслы и новый порядок слов.
При
