свою аудиторию. В мире глобальных потоков информации профессиональный контакт писателя локализуется: предельно конкретизируется его адресат, становящийся перманентным заинтересованным собеседником. Нет готового читателя, сидящего с раскрытым ртом в ожидании, когда в него залетит вожделенная порция кем-то созданной истины. Аудитория не есть что-то статичное. Это нечто бесконечно динамичное, подверженное перманентным трансформациям и требующее перманентного нащупывания, новых и новых синхронных фиксаций.
Время обрекает литературу на предельное сокращение дистанции между автором и его аудиторией, на сплошной и тотальный интерактив, на постоянство реального синхронного контакта. Автор поддерживает связи с конкретными людьми в которые в нее входят, отсеивая ботов.
Эта новая зависимость не обязательно тянет автора к плинтусу. Жизнь растет не вверх, а вширь, куда попало и как придется. И даже литература клонится к спонтанности, к моментальному и сиюминутному. Но это не всегда мельчит ее и портит. Если в инновационном обществе предложение порождает смысл, то и специфика творчества сегодня не обрекает автора лишь на то, чтобы отражать лишь зыбь эпохи (как, впрочем, по старинке многие еще старательно делают).
Во-вторых, авторский продукт становится максимально персонифицированным. Именно личность автора является в современном мире гарантом качества в смыслопроизводстве. Глобальные коммуникации, по сути, по максимуму переходят в персональные коммуникации конкретного автора с конкретной аудиторией, состоящей из реальных людей.
Оказывается первостепенным акцент на прямое высказывание от первого лица. Как минимум автор призван быть интересным, то есть неустанно производить и транслировать смыслы, адекватные пребывающему в перманентном коловращении миру. Он не может просто потреблять выписанные кем-нибудь социальные кредиты. Доверие оказывается автору как таковому – имеющему имя, лицо, адрес электронной почты, аккаунты в социальных сетях, в конечном итоге – репутацию или даже харизму, которые складываются из публичных жестов, актов, высказываний, реплик, являются результатом всей публичной активности.
В этом новом контексте автор может быть осознан и опознан не столько как хранитель, сколько как творец смыслов и идей – осевая личность: воплощение тревожной и взыскательной духовности, бродильный фермент ищущего духа в социальных катакомбах, собеседник ускользающей вечности. Это, как и в прежние суровые времена, человек незавершенного поиска, обнаженных нервов, человек смятения и страсти, рефлексер, правдо- и богоискатель, борец с мертвящей рутиной быта, стандарта, отжившей свое нормы. С него сняты обветшавшие и неубедительные ныне древние статусные облачения образования, конфессии и партийности, профессии и должности, класса и нации. Он может претендовать только на личную харизму. Это не стабильное лидерство, а постоянно проявляемая инициатива, получающая или
