«Alle Menschen warden Brüder…» О да.
Эти три автора для меня стали вдохновляющим фактом моего собственного литературного, критического опыта. Как некогда, в студенческую пору, Некрасов. Один из тех, кто повернул тогда погруженного в абстракции школяра к мистериальному средоточию бытия – человеческой жизни в ее конкретной проблемности и уникальной значительности.
Без почвы. Набоков
На литературном горизонте маячит эта архетипическая фигура Сирина-Набокова, полвека назад обозначившего вехи судьбы русского литератора в диаспоре. Набоков в его жизни, которая так или иначе пересекалась с его творчеством, органично совпал с тем положением, в котором находит себя русский писатель в одной отдельно взятой исторической ситуации. В ситуации пост: «после России», «после СССР». Потеря родины. Таково широко распространенное, а пожалуй, и общее состояние мыслящего современника.
Было время, когда этот писатель-аристократ воспринимался как позитивный полюс по отношению к советскому официозу в литературе и в жизни, ко всей ухнувшей однажды в небытие плебейской цивилизации. С таким ощущением оказался связан первый праздник открытия Набокова, его зачисления в культурный багаж. Здесь начинали брать первые уроки у классика, каким он сразу и бесповоротно был воспринят во второй половине 1980-х годов.
Затем набоковская антитеза совку в значительной степени потеряла актуальность, поскольку вообще всё советское принялось катастрофически лишаться актуальности, терять культурный, литературный кредит. С начала 1990-х годов место Набокова в литературном ландшафте меняется. Но оказалось, что эта перемена вовсе не задвигает его в серые потемки литературной истории. Он не уходит и не надвигается, он просто живет в современном опыте писателя и читателя.
Набоков – надолго, он явление не моды, а, скорее, климата. Набоков-эмигрант – один из главных литературных мифов нашего времени, он актуален для современного писателя и для культурной среды в целом.
Исторический отлив оставил нас в начале века на огромной отмели. Мысли кончились. Споры кончились. Драма судьбы сошла на нет. А тревожные звонки пока можно и не замечать. На худой конец – отключить телефон. Как по другому поводу сказал О. Тоффлер, президент кричит в трубку, но на том конце никого нет.
Литература в России оказалась на дне вместительного глухого кармана. Сильной в ней надобности у современника явно нет. И она задвинута, заброшена куда подальше – как вещь практически бесполезная. Литература оказалась если не в изгнании (по формуле Владислава Ходасевича), то в отторжении от жизни. Иными словами, она обнаружила себя вне того чувства жизни, которое доминирует в окружающей действительности и в основном представляет собой фейк-эффект телезрелищ.
Но эту ситуацию можно и нужно опознать и осознать и как вызов судьбы, и как творческий
