была когда-то унылая мысль – составить сборник своих литературно-критических статей с воинственным подзаголовком «На два фронта». Время сменило декорации, и сборника такого не будет. А книга Пустовой уж точно написана не в окопе. Она написана как бы в полете. Не так давно автор призналась в фейсбуке, что где-то в Подмосковье, то ли в Коломне, летала в кабине пилота и управляла самолетом – очень симптоматично.
Нет спора, это новая проза в собственном соку: артефакт той маргинальной среды, которая всегда существует вопреки (– чему? – всему!), одна из самых знаковых и значимых – цыганская, веселая, остроумная, полная интеллектуальных заморочек, шальная. Возрожденные Салоны Дидро – поток бессвязных наблюдений и соображений, образующих электрический ток культуры.
Наши полеты и плаванья – на смежных страницах фейсбука, где аукаются сегодня соучастники трансфера словесности в пространство социальных сетей, в блогосферу и в живую коммуникацию, в среду интерактивного взаимодействия. Но подержать в руках и перелистать «Великую легкость» приятно. Печатная книга вообще вызывает прилив ностальгической симпатии, а тем более если она издана в таком игровом формате и читается начиная с любой страницы, как признание Тани Лариной Жене Онегину: опыт любви к развенчанной, казалось бы, современности (иногда, кстати, взаимной).
Проза, признаки жизни
Литературность
Возможно, то, что назревает, и прозой-то не будут называть. Разве в шутку. Литература перестает быть профессией, а становится образом жизни, литературностью.
Недавно казанская поэтесса Алена Каримова процитировала в фейсбуке давнее, 1969 года, рассуждение академика Дмитрия Лихачева: «И вот теперь самый важный вопрос: нет ли в движении литературы процесса энтропии, опасности „тепловой смерти“ литературы? Мы говорили о снижении условности в литературе, о слиянии языка литературы и языка обыденного, о том, что средства изображения приближаются к изображаемому, о возрастании „сектора свободы“ и т. д. Все это свидетельствует, казалось бы, о том, что литература готова слиться с действительностью. Литература факта, литература документа, литература без резко очерченных жанров, литература без „матриц“? Не наступит ли в литературе такой период, когда за литературу станут выдавать расшифровки магнитофонных записей или даже самые записи без расшифровки. Ведь уже и сейчас многие книги начинают писаться так, словно их авторы записывают поток своего сознания или свою вечернюю болтовню за стаканом чая, не заботясь причесать, сократить или привести в порядок свои растрепанные мысли, упразднить в них разрывы ассоциативных связей. „Хэппенинг“, перенесенный в литературу»…
Я прокомментировал эту цитату так: «1969 год! Неплохое предвидение. Но почему это – «тепловая смерть»? Естественно-научный детерминизм здесь не слишком-то
