долгу». В исполнении автора на даче было смешнее, интереснее и не пошло, но режиссер увидел все иначе. Народ вежливо похлопал, подарил цветы и взял автограф. Я забилась в угол, ожидая молодого, талантливого и подающего, нервно придумывая, как бы отделаться от его улыбок и шуток.
– Ну как? – восторженно спросил он, надуваясь от собственной значимости, и ловким движением фокусника размашисто черкнул на моей программке.
– Гениально! Я умирал со смеху! – громко сказал вынырнувший из толпы Зимин и затряс Иванова за руку. Драматург опять взмахнул золотым пером, оставляя след для истории на программке Зимина, который вдруг крепко прижался грудью к моей спине и спросил:
– Тебе понравилось, дорогая?
Я кивнула бестолково, попытавшись оторваться, но Зимин крепко сцепил руки вокруг моей талии и прижался еще крепче ко мне, опустив подбородок на плечо: непринужденная картинка близости, полного слияния и взаимопонимания. Мой разочарованный кавалер вдруг кого-то увидел, помахал рукой и, попрощавшись, нырнул в толпу.
– Теперь можете отпустить. Моя честь не пострадала, если можно так выразиться в данной ситуации, – прошипела я, оглядываясь по сторонам, мне не очень хотелось нарваться на сцену ревности с участием Танюши.
Он вдохнул воздух у моей щеки, расцепил сплетенные пальцы и отступил на шаг. Я больше не ощущала спиной его груди, не чувствовала его тепла. Разочарование – вот все, что осталось от его прикосновений. Мы молча дошли до машины, он открыл дверцу – ни жеста, ни малейшей попытки прикоснуться ко мне, скучающий взгляд человека, исполнившего свой долг. Меня спасли от меня самой! Может быть, надо было оставить неразумную кузину Танюши в покое, не стремиться защитить и уберечь? От кого? Меня нужно спасать от рыжего доктора, ведущего себя более чем странно: трепетно обнимающего на глазах потенциального соперника и почти зевающего наедине с отбитой жертвой. Зачем отбил? Кому?
…Как та собака,
Что лежит на сене…[17]
– Спасибо за испорченный вечер, – произнесла я, выходя у своего дома из машины.
– Не за что, – бросил он, сощурив глаза. – Вам, конечно, хотелось романтики…
– И этого тоже.
– Может, отвезти обратно? – Он с готовностью распахнул дверцу и добавил раздраженно: – Думаю, веселье в самом разгаре.
– Спасибо. Обойдусь без вашей помощи.
Он уехал! Просто сел в машину и уехал.
В последнее время Фибка появляется лишь в самых исключительных случаях: ему не до меня. Похоже, Домбровского никогда не мучают воспоминания, трогательная ностальгия по ушедшим временам – наш с Инкой удел. Фибка смотрит исключительно вперед, шагает семимильными шагами по пути взросления и возмужания. Ему надоело быть младшим в нашей троице. Он бьет себя в грудь кулаком и каждый день доказывает окружающим (женщинам и девушкам), что он мужчина зрелый и опытный.
– Не
Строки из «Собаки на сене» Л. де Вега.
