к рассказчику.
Шериф наконец перевел подозрительный взгляд на судью.
– Чтоб мне провалиться, – медленно поднимаясь с места, прорычал Бишоп.
Бартонс принялся тяжело и хрипло кашлять.
– Это ложь! Неужели вы не видите? – загудел посеревший от негодования судья. Скривившись от боли в ноге, он резко развернулся и опершись на трость, уже было собрался к выходу, но шериф оказался проворнее. Быстрым пинком он выбил костыль в сторону и положив руку на револьвер, проревел, точно буйвол, глядя исподлобья налившимися кровью глазами:
– Советую вам сесть, сэр, – перевалив сигару на другую сторону, он продолжил более спокойным тоном:
– Пока мистер Бартонс не закончит, клянусь золотом Элджертона, никто не покинет эту комнату. По крайней мере на своих двоих.
– Судья оттащил меня подальше и занялся рытьем ямы. Надо отдать должное, могила получилась на славу, – доктор хрипло усмехнулся, – около пяти футов в глубину и по ширине вполне, знаете ли, удобно.
– Ну и гнида, – в упор глядя на Вайлета, процедил шериф Бишоп и медленно вытянул окурок изо рта.
Ропот среди присутствующих затих, воцарилось неловкое молчание. Только скрип кресла в полутьме и тяжелое дыхание Бартонса нарушали мертвую тишину комнаты.
Мне даже представить было страшно, как он, раненый, карабкался прочь из могилы. Сейчас, наверное, навыки санитара были бы, как нельзя, кстати. И я уже было привстал со стула, чтобы оказать доктору необходимую помощь, но хвала Господу, вовремя передумал. Рыпаться через полутемную комнату, когда в любую секунду может начаться перестрелка я счел сродни самоубийству.
Старательно избегая смотреть на поникшего судью, я перевел взгляд на, невесть каким чудом, спасшегося доктора. Но тень ограждала Бартонса, открывая для окружающих лишь очертания тучной фигуры.
Наконец, справившись с оцепенением, миссис Солвестри испуганно пропищала:
– Бедный мой Уильям. И как же вы выбрались?
Из угла сквозь хрип раздалось нервное приглушенное хихиканье.
– Эта ваша Уиджа все же вполне неплохо работает. А потом, – голос из темноты на мгновение затих, словно прислушиваясь к учащенному биению шести сердец, – разве я говорил, что выбрался?
Демиурги
Отрезав меня от внешнего мира, стеклянные двери со злорадным шипением вернулись обратно. Я очутился в прозрачном тамбуре, и затравленно оглянулся на счастливых уличных прохожих. Вперед смотреть категорически не хотелось. Вылупившейся икринкой мелькать среди акул, что долгие годы были тебе кумирами, – тут нужен особый склад характера, или хотя-бы боевой настрой. И то и другое в моей забитой натуре закостенелого интроверта отсутствовало напрочь.
В отличии от большинства самолюбивых писак, я осознавал своё место и знал реальную цену своим шедеврам. Да и редактор мой то и дело твердил, что до настоящего уровня еще далеко. Но, к сожалению, писать
