не знал, где меня искать. Он остался в СССР, куда я больше не вернусь… – она вспомнила о жадных, оценивающих глазах нового куратора:
– Им всем нужно одно и то же, – брезгливо подумала девушка, – Джо, так называемый аристократ, считает, что я только девка для его развлечений. Но я всегда была такой, еще с университета, когда меня вызвали в службу безопасности и велели переспать с моим профессором. Его подозревали в антикоммунистической деятельности, собирали на него досье. Я могла отказаться, но офицер обещал, что меня отчислят с факультета, запретят учиться и посадят в тюрьму… – она шмыгнула носом, – после первого задания я получила второе и третье. Павел ни о чем не догадывался, а если бы догадался, он бы немедленно меня бросил… – девушка молчала, не обращая внимания на тухнущий в пальцах окурок. Джо забрал у нее сигарету:
– Я желаю тебе твердости на избранной стезе, – он ткнул окурком в пепельницу, – но, пожалуйста, не пытайся искать меня или связываться с моей женой. Она все знает… – Джо рассудил, что Маргарита все узнает к следующим выходным, – она поддерживает мое решение порвать связи с русскими… – Данута высморкалась:
– Русские тебя не отпустят, – губы девушки дернулись, – им наплевать, что ты меня бросил, они не оставят тебя в покое, Джо… – граф высокомерно отозвался:
– Значит, они сядут в тюрьму. Я могу пойти к карабинерам. Я так и сделаю, если они продолжат меня преследовать… – пробка на мосту раздраженно гудела. Бросив на стол несколько купюр, он взял льняной пиджак:
– Я буду молиться за тебя… – Данута едва ни крикнула, что она не хочет приносить обеты, – думаю, что мы больше никогда не встретимся… – Джо пригладил растрепавшиеся, черные волосы, – прощай, Данута… – девушка тоже поднялась:
– Прощай, – изящные ноздри задрожали, – мне, мне… – она справилась с собой, – я могу многое сказать тебе, Джо. Но не буду… – девушка прикусила губу, – прощай, не держи на меня зла… – Данута испуганно взвизгнула, услышав какой-то хлопок.
Пуля, вонзившись в край стола, разворотила пластик. Стайка воробьев защебетала, вспорхнув с булыжника. Стеклянная вазочка обрушилась на стол водопадом осколков, мороженое закапало на горячие камни набережной.
Белый, грязноватый фиат, выскочив из пробки на мосту Святого Ангела, свернул направо, на набережную Тибра. Миновав площадь Цветов, машина скрылась на узких улочках квартала, лежащего вокруг римской синагоги. Микеле Ферелли тяжело дышал:
– Надо было поехать в Трастевере, – недовольно сказал он сидящему за рулем Альберу, – какого черта ты потащился в жидовскую… – Микеле прибавил крепкое словечко.
Пистолет лежал на заднем сиденье, захламленном пустыми бутылками кока-колы, заваленном сигаретным пеплом. Адвокат Ферелли, разумеется, никогда бы не позволил сыну разъезжать на паршивой развалине, помнящей времена дуче Муссолини. Тополино, или Микки Маус,
