кто-то с соседней палатки.
– Точно. Пенек трухлявый, а будто медом его помазали.
В палатку они не пошли: где там разместиться, и запах там был соответствующий, носочно-ботиночный не смотря на проветривание, – а сели на травку на плацу. Вся рота стояла у своих палаток и смотрела на чудесное представление.
Сашка блестел золотой фиксой и сиял как начищенный медный пятак.
– Пока мы как «адиёты» обливаясь потом, отдыхали в Ямполовке, – с невозмутимым видом просвещал нас Моня, – у нас в лагере некоторые таки не тратили время даром. Нарушив наш боевой настрой и никого, не предупредив, Лександр Батькович пригласил двух роскошных фиф. Это вам не какие-то крашенные подзаборницы. Кстати, справочка. Фифа – мадам, искренне считающая себя мисс Мира безо всяких там лишних конкурсов красоты. Но это даже не фифы!! Я дико извиняюсь! Это конечно фифочки, которые полностью разделяют эту точку зрения мадам, но еще до замужества.
– Хороши лярвы! – мечтательно согласился Новиков закатывая глаза.
– Щёбы я так жил! Аж страшно наверно рядом идти по прошпекту, как дефилировать с кучей ассигнаций в картофельной сетке.
– Ну, кому-то же они достаются? – вздохну Гаврилов, смешно наморщив лоб.
– Фигня! Плавали, бывало, – процедил сплевывая Новиков. – Хотя лучше лежать с прежней телкой, чем с новой болезнью.
Моня собрал глаза кучкой на переносицу, потрогал нос и улыбнулся:
– Разве я говорю: нет?
Представление закончилось распитием бутылочки белого сухого Real Forte. Майор милостиво разрешил по такому случаю и сам присоединился.
– Godbye! девчонки! Как мы тут скучаем без вас! – крикнул кто-то, когда они уходили.
Это было правдой. Этот кто-то сказал за всех нас.
***
В течение недели в лагере установилось относительное спокойствие, но нацгвардов это не устраивало. Каждый вечер они вколачивали нам, что мы на крючке у комендантского взвода а его задача воспитывать нас всеми возможными методами. Самый иезуитский способ заключался в следующем: они любили неслышно красться по дорожкам среди палаток или тайно подобраться к курилке. Особенно их раздражало, если откуда-то звучал смех.
– Хорошо живется паскудам! – беленились они, и казалось руки у них дрожали от негодования.
Тихо, обязательно тихо, воспитатель говорил, скорее, шептал под нос:
– Слава Украине!
Если мы не подскакивали и не рапортовали:
– Героям Слава, – возвращался и говорил, что вечером будет политинформация на плацу. Плац – это поляна за оружейкой. Политинформация – будут избивать, нещадно до членовредительства. В таких случаях лучше было падать. Пока нацгвард, не сбивал с ног, не успокаивался. Такая натура. Если кто-нибудь из куривших в курилке не приходил, все равно узнавали об этом и били всю палатку, где
