як пульнет в тебе из твоей же пукалки.
Его белые волосы, выбивавшиеся из-под шапки, лениво шевелил ветер, воробей прыгал у его ног, искал, чем бы поживиться, а взгляд его был добрый и умиротворенный. Меня не напрягала такая опека деда.
– Хорошо. Я спрячу в багажник или буду заносить в дом, – сказал я покорно.
– Помни що я твій дід. У нас одна кровь. Я тобі плохого не посоветую.
«Старый стал. Морщин прибавилось. Разве он поймет». Я поправил ему выбившийся воротник куртки, прощаясь, слегка прижал к себе и мой Nissan Bluebird вновь бросился весело вырывать из-под себя дорогу своими 150-ю застоявшимися лошадьми.
Дни просто летели. Каждый был напрессован событиями. То, что раньше происходило за месяц, неделю – умещалось в часы. Были и тревожные вести. Нет, я не надеялся, что все и сразу будет хорошо. Я готов был потерпеть. Революция делается не по мановению волшебной палочки, и будут перегибы. В мутной воде, всегда много пены, типа Александра Музычко, в миру Сашко Билого. Но не они определяли политику, это присосавшиеся. Меня больше всего стал смущать запрет русского языка и различные препоны, выпады в сторону восточного соседа.
– Причем здесь язык – важно, что в головах, – делился я сомнениями с Лысаком. – Майдан был русскоязычным. Все были как братья. Мы не для этого поддерживали революцию, что бы кого-то гнобить и уничтожать. Мы за свободу. Впереди Европа. Она объединилась, – и немцы и французы, говорили на разных языках, и были веками непримиримыми врагами, враждовали, воевали, а сейчас они стали едины и другие народы с ними. Мы не варвары, мы тоже хотим цивилизованных отношений!!
Лысак не возражал. Но обстановка резко менялась. Милиция пряталась или занимала выжидательную позицию. Этим пользовалось разное отребье. Нас всколыхнули события, случившиеся конце февраля.
– Слышал про автобусы? – спрашивал я Леху.
– Крымские? Те, что пожгли близ Корсунь-шевченковского?
– Ну да…
– Смотрел в интернете. Били битами. Так издеваться, метелить беззащитных людей. Чего они добиваются?
– Акция устрашения к мирному гражданскому населению. Стояли, смеялись, и это доставляло им удовольствие. Говорят, были убитые.
– Да нет. Точно не известно. Корреспонденты любят подлить масла в огонь.
– Скорее всего, – неуверенно соглашался я. – Но много людей пропало без вести?
– Нагоняют. Российская пропаганда.
Но события надвигались. Восстал юго-восток. Сепаратистские настроения стали реальностью, близость Рашки и бесспорно Одесса, разделили людей. Одесса, конечно, была непростительной глупостью. Не было более сильной подножки, чем ту, которую Майдан подставил себе сам. Тут уже нельзя было все списать на плохих корреспондентов. Коктейли Молотова летели в окна. Люди прыгали с высоты. Слухи множились. Жертвы исчислялись десятками. Власти отмалчивались. Народ был напуган. Одесса была совсем рядом.
Начались захваты зданий и в Харькове, Чернозаводской район
