в Эпоху Заблуждений мыслители пришли к выводу, что человечество вообще, и народы в частности, развиваются линейно в одном русле, по единым законам. Расслоение единого человечества по интеллектуальному признаку придало лишь законченность этим выводам. Вы с этим не согласны?
– В моём представлении история – это не некий тракт, по которому, спотыкаясь на каждом шагу, бредет человечество, а цветущий луг, полный многообразия жизни.
– Вы считаете, что наше общество Абсолюта не учитывает природу человека?
– Законы Абсолюта извращают его природу, – и добавил: – Особенно в касте Масс, где более девяноста процентов всего населения нашего Мира….
Доктор был растерян: он жил в мире полного, абсолютного подчинения Закону и преклонения перед мудростью Высших, разработавших его, в мире, где, даже тень сомнений в правильности установленного миропорядка, считалась крамольной, кощунственной и была преследуемой. Слова Профессора приводили в смятение.
Потом, дома, вспоминая разговоры с Профессором, – разговоры, напоминающие хождение по краю пропасти, Доктор дивился смелости его высказываний и испытывал благодарность за его доверие. Профессор же, изучивший как поставлено обучение в каждой из школ касты Э, знал с кем имеет дело и вызов Доктора на семинар был не случаен.
На третий день Инженер повёз их осматривать гидросооружения. С видимым удовольствием и тайной гордостью, он водил их по большому пульту управления с множеством схем, приборов, зелёных и красных, мигающих и горящих ровным светом лампочек и телеэкранов, на которых видна была работа механизмов. Доктору казалось, что он никогда бы не смог постичь, как работают столь сложные сооружения и от этого проникался ещё большим уважением к Инженеру. Не скрывая гордости, Инженер подвёл их к одному из экранов – на нём вращались турбины. Пояснил:
– На большой глубине эти турбины вращает течение Гольфстрим.
В заключение экскурсии на катере объехали вокруг группы небольших островов, где разместилось большое и сложное хозяйство службы гидроэлектростанции.
Глава четвертая
Доктор оказался неутомимым пловцом. Профессор же, искупавшись, забирался под тент и размышлял о событиях, круто переменивших его жизнь. Изредка, беспокоясь, он вставал и, через бинокль, всматриваясь в водную даль, искал глазами Доктора.
После приватной беседы с Главой Сената, в которой тот ясно дал понять, что способности его оценены и вскоре его ждут изменения в карьере, вызов во Дворец Сената Профессор воспринял как продолжение того разговора. Но удивило назначенное время – в девять часов вечера.
Многоэтажное помпезное, увенчанное светящейся звездой здание Сената, стояло на площади с бьющими вверх фонтанами. Миновал площадь, вошёл в вестибюль, представился дежурному контролёру; тот доложил, что его ждут в Малом зале.
Поднялся в лифте, прошёл по тихому
