из деревни. Успех получился полнейшим. Все очарованы, хотя некоторые (например Фёдор Сологуб) сразу распознали хитрость, но простили и её: столь наивный и, казалось бы, невинный карьеризм не вызвал у них осуждения. Ведь все поэты – завзятые честолюбцы!.. Характерно, что поначалу эрудиция Есенина действительно отдавала провинциальным невежеством: он ничего толком не знал, в частности, о непосредственных предшественниках на избранном пути, среди которых прежде всего нужно назвать Николая Клюева. Узнав же, Есенин сразу затеял переписку с Клюевым, отсутствовавшим тогда в столице. Похоже, что оба быстро осознали, насколько полезно сотрудничество при дальнейшем штурме вершин: Клюеву недоставало есенинского обаяния, а Есенину – клюевского житейского опыта и наработанных связей. Их непосредственная встреча, состоявшись осенью 1915, сразу вылилась в теснейшее сотрудничество».
Хотя, рассматривая общение поэтов более пристально, можно прийти к выводу, что всё сводить лишь к вопросу сиюминутной «полезности» едва ли правильно. По мнению многих исследователей, тут случилась не только чисто биографическая связь, долгое знакомство и плодотворное сотрудничество. Но скорее – определённое духовное созвучие, глубокая творческая связь. Во всяком случае – на определённом этапе творчества обоих поэтов.
Елена Самоделова: «Клюев же был важен Есенину для души, как сотоварищ: ведь они как бы “с одного уровня” начинали вместе. Потом, известно, что Есенин поддерживал Клюева, когда тот голодал – в Вытегре, после революции, в 1918–1919 годах. Тогда Есенин как раз находился “на плаву”, в Москве, а организаторские способности у него достаточно хорошие, так что он мог материально помогать Клюеву. О своём творчестве Есенин писал, что Клюев, с одной стороны, “его друг”, но с другой – “средний брат”, который “ни так ни сяк”. То есть литературные пути их разошлись, так как с точки зрения Есенина, Клюев всё время так и оставался крестьянским поэтом: он именно “изограф”, а “не первооткрыватель”. Есенин счёл, что период, когда он обращался к орнаментальной прозе, воспевал деревню в идеализированном ключе с применением ярких образов фольклора, – этот период закончился, и он стал поэтом более широкого диапазона: объездил половину земного шара, тяготеет к классике, может с разных точек зрения смотреть на жизнь и отражать её в творчестве».
Стало уже привычным утверждение, что в ранний период творчества Есенин «находился под сильным влиянием «новокрестьянских» поэтов, особенно Николая Клюева». Владимир Бондаренко: «Иногда Клюев даже хотел приучить молодого Серёжу Есенина к мысли, что тот – его ученик. Первое время Есенин даже подыгрывал Клюеву, но надолго его не хватило».
Часто можно услышать, что именно Клюев и ввёл Есенина в поэзию, помог найти собственное лицо, уникальный авторский стиль. Если судить по чисто внешним событиям, то отчасти, может быть, это и верно.
Владимир Брюханов: «Клюев ввёл Есенина в круги, собиравшиеся
