оставили. Сперва было совсем взяли”. Отсрочка Есенина от службы затянулась почти на год. В эти месяцы он активно входил в большую литературу, много писал и печатался. В письме к Клюеву написал: “Стихи у меня в Питере прошли успешно, из 60 принято 51. Взяли «Северные записки», «Русская мысль», «Ежемесячный журнал» и другие”. Летом из Константинова Есенин написал Чернявскому: “Стихов написал много… Принимаюсь за рассказы…” За это время он со многими познакомился, и вот… на тебе: снова повестка о призыве! С тревогой Есенин сообщает об этом своим друзьям: его совсем не радует перспектива попасть в действующую армию. В январе 1916-го года поэт Городецкий обращается с просьбой к полковнику, уполномоченному по санитарному царскому поезду… и Есенина тут же зачисляют в санитарный полк! Уже здесь пошёл протекционизм: нашли тёплое местечко, где “не стреляют”».
Полковник Владимир Силкин уверен, что, пройди поэт непосредственно суровую фронтовую школу, – его творчество, может быть, заиграло бы совсем другими красками: «Если бы забрали молодого Серёжу Есенина в действующую армию, на фронт, наверное, всё по-другому бы сложилось у Сергея. Практически целый год Есенин служил в этом поезде – всё видел: страдания, боль, смерть, слышал рассказы о войне. Но как-то в стихах и не отразилось ничего. Мимо него всё как-то прошло!»
Кстати, этот парадокс отмечают многие из опрошенных нами. Подобное недоумение высказал и Евгений Рачин: «Важно отметить, что у Есенина почти нет стихов о Первой мировой войне, и это кажется удивительным. Маяковский, Александр Блок, крестьянский поэт Пётр Орешин, Николай Гумилёв, Сергей Городецкий откликнулись на это историческое событие, а Есенин остался в стороне – то ли берёг себя, то ли был слишком молодым для такой темы. В годы мировой и гражданской войн Есенин опубликовал сборники “Радуница”, “Голубень”, “Преображение”. Образность в них очевидна, но чувствуется, что поэт ушёл в форму стиха, сделав её самоцелью, забыл о тематике стихов, об их гражданской нужности. Это не что иное, как бегство от действительности, уход от народных нужд».
Может, и правы те, кто уверяет, что Есенин эстетически не мог принять все те ужасы войны, с которыми хоть и опосредованно, но столкнулся. Слишком большой шок, сильные страдания… Да и вообще: неэстетично и непоэтично, особенно для совсем ещё юного взгляда, описывать раны, кровь, гной, ампутации… Опять же – больничные судна, которые ему довелось выносить за тяжелоранеными. Как не понять его бегство в народность, фольклоризм, в чистую эстетику поэтического слога!
Конечно, если бы повоевал Есенин в окопах, получил бы несколько ранений, «Георгия» на грудь за храбрость (но не отдал бы жизнь за Отчизну, а вернулся с фронта героем) – возможно, стяжал бы по праву почётное место в бодром строю литераторов, отличившихся в ратном служении да в кровавых битвах. Но это – уже совсем другой Есенин, а история, как известно, сослагательного наклонения не имеет. Наш герой выбрал
