которые суть люди со своей культурой, историей, мировоззрением. Теоретически все эти факторы не должны сказываться в процессе отправления правосудия, но можно ли требовать от человека, чтобы он отказался от своей человеческой сущности, да и нужно ли требовать это от него? Б. Спиноза давным-давно подметил логическую невозможность индивидуальной независимости: «Люди находятся в плену своих чувств, и здравый рассудок не может требовать, чтобы каждый человек был независим; иными словами, сам разум подтверждает невозможность индивидуальной независимости»[91].
В ситуации, когда человеческий фактор выступает объективным и непреодолимым ограничителем независимости суда, существует определенный набор судоустройственных и процессуальных норм, принятых с целью уменьшить влияние личности судьи на отправление правосудия[92], хотя полностью исключить такое влияние вряд ли возможно. Цель здесь в том, чтобы не допустить пристрастности судей по причине невозможности их индивидуальной независимости. Высший совет магистратуры (ВСМ), рассматривая вопрос о деонтологических обязанностях магистратов, оценил ситуацию следующим образом: «Беспристрастность при осуществлении судебно-юрисдикционных полномочий не должна ограничиваться одним лишь внешним отсутствием какого-либо предубеждения, но означать также в более фундаментальном смысле действительное отсутствие личной позиции, исходя из чего от магистрата требуется, каковы бы ни были его собственные взгляды, чтобы он оставался способен свободно выслушивать и учитывать все точки зрения, высказываемые перед ним». В то же время подход ВСМ является не более чем формальным, поскольку здесь, по сути, указывается, что эта обязанность обеспечивается путем соблюдения принципа состязательности. В общем, речь идет лишь о том, что судья не должен внешне обозначать свою позицию[93]. Если не получается реализовать нереализуемое, то остается только гарантировать внешний вид правосудия.
Осуществление правосудия в такой ситуации фокусируется в рамках эмпирического подхода на встрече человека и текста, когда толкование судьей текста рассматривается в качестве выражения его субъективности[94]. Правовая доктрина развила эту так называемую реалистическую концепцию через призму американских социологически ориентированных учений, таких как правовой реализм (legal realism)[95] и социологическая юриспруденция (sociological jurisprudence)[96].
Здесь в концептуальном плане следует провести разграничение между автономией и автаркией, поскольку оба эти понятия близки к понятию независимости. По мнению Н. Лумана, судебная система – это прежде всего система, которая не может быть полностью изолирована от окружающей ее среды: «Как и все системы, судопроизводство конституируется путем дифференциации, то есть путем установления границ по отношению к окружающей среде. Это вовсе не означает обязательного разрыва всех отношений со структурами и событиями,
Речь может идти о нормах судоустройственного типа, связанных с обязательной ротацией судей или их продвижением по службе с целью не допустить чрезмерного роста влияния того или иного судьи в конкретном суде, или о чисто процессуальных нормах, призванных исключить риск конфликта интересов по отдельно взятым делам. Но нельзя обойти вниманием и более этическое измерение проблемы, в связи с чем приходится напомнить о далеко не всегда простых взаимоотношениях магистратов с политикой, в чем бы эта политика ни выражалась – в деятельности политических партий или в деятельности профсоюзов (см., в частности, подробнее § 2 гл. V ч. II данной монографии).
См.: L’impartialité selon le Conseil supérieur de la magistrature //http://www.conseil-superieur-magistrature.fr/publications/recueil-des-obligations-deontologiques/limpartialite
О толковании права судьей см.:
О теории правового реализма см., в частности, интересную статью:
См. по этому поводу дискуссию, начатую Пьером Норó в его статье:
