хмуро сказал он, прочитав на бумажке мою фамилию. – Значит, Роман Анатольевич Челышев собственной персоной. Садитесь.
Я огляделся, куда бы сесть, и обмер. Только сейчас увидел, что на столе у следователя стоит включённый компьютер. Сердце ухнуло куда-то вниз, провалившись сквозь пятки, половицы и перекрытие на первый этаж. Или даже в подвал. Вот она моя погибель – игла кощеева… И в мыслях не держал, что в кабинете может оказаться компьютер. Следователь-то Оглоблин по старинке печатал протокол на пишущей машинке…
Я попятился и опустился на стул в углу возле двери.
– Не туда! – одёрнул меня Серебро. – Садитесь к столу.
Пришлось с замиранием сердца сесть напротив следователя. Но здесь, неожиданно, робость и затравленность, словно передавшиеся заразной болезнью от «вольного художника» Шурика при входе в кабинет, вдруг исчезли. Правильно сознание отреагировало: чему быть, тому ни миновать, а если помирать, так с музыкой.
– Паспорт! – потребовал следователь, и я подал ему документ. Но теперь уже безбоязненно заглянул ему в глаза. Холодные у него были глаза за стеклами очков, и взгляд тяжёлый. Жёсткий, надо понимать, человек, Николай Иванович, прямолинейный. По мнению таких людей, добропорядочные граждане в этом кабинете не оказываются. Однозначно.
Николай Иванович раскрыл паспорт, положил его перед собой, пододвинул поближе клавиатуру компьютера.
– Фамилия?
Я назвал.
Следователь сверился с паспортом, отстучал на клавиатуре.
– Имя?..
– Отчество?..
– Год рождения?..
– Национальность?..
И вдруг по его ворчливому, недовольному тону, я понял, что не верит он в перспективность моих показаний и вызвал меня исключительно для проформы. Положено ему опрашивать свидетелей, и никуда от этой процедуры не деться. Оттого хмур и зол. Совсем в другом свете предстал передо мной следователь Николай Иванович Серебро. Стали понятны и его жёсткий, приказной тон утром по телефону, и сухость, с которой он встретил меня в кабинете. Рутина всегда раздражает. Похоже, несколько по-иному пойдёт у нас разговор, чем со следователем Оглоблиным месяц назад. Впрочем, и Оглоблина понять можно – в отличие от Николая Ивановича он дотошным образом проверял навет госпожи Популенковой.
– Предупреждаю, что за дачу ложных показаний вы будете отвечать по всей строгости закона, – усталым голосом пробурчал следователь, закончив вносить в компьютер мои анкетные данные.
– Ясно, – кивнул я.
По лицу Серебро скользнула мимолётная усмешка. Мол, это рецидивисту всё ясно насчёт «всей строгости», а мне-то откуда?
– Тогда начнём, – вздохнул он и уткнулся взглядом в клавиатуру. – Что вы делали вчера в кафе «У Йоси»?
Дисплей компьютера был повернут к нему, но я тоже «видел» набираемый текст и невольно улыбнулся. Не знаю, как согласно орфографии русского
