Да я же только что помешал кому-то свести счеты с жизнью! Я усмехнулся: не зря я сегодня держал смерть в уме. С минуту посмотрев на петлю, я решил вернуться в дом и попытаться уснуть.
Утром мы завтракали омлетом с жареным луком, оладьями и бутербродами с колбасой. Я пил кофе и курил «Приму» без фильтра: на этот раз я честно попросил сигаретку. Всего одна ночь, и я посмотрел на этих людей другими глазами. Еще вчера, если начистоту, я думал, что уже послезавтра буду в Петербурге. А теперь мне было хорошо и спокойно в этой светлой гостиной. Глеб курил и читал газету, Татьяна смотрела телевизор, и только Лиза не собиралась вставать в субботу пораньше.
– Иди… разбуди ее, потом целый день будет как сонная муха, – сказал Глеб, глядя на жену поверх очков.
Он производил впечатление обыкновенного работяги. Грубоватый, но в сущности не самый плохой человек. Не хуже других вроде бы.
– Пусть поспит, выходной ведь у нее, – сказала Татьяна.
– Как знаешь, и так из нее слова не вытянешь, – посмотрел он на меня… зачем-то…
– Нездорова она, доведет себя этим вегетарианством. Ей бы на море…
– Она сама шляется, где попало. Как ее только из страны выпускают?! Подцепит в этой грязи, да и нас заразит! – рявкнул Глеб.
– Да нет, нет, ей бы на настоящее море, на Черное море, – посмотрела на меня Татьяна.
– А у нас что, не море? – злобно просипел Глеб.
– Да ты же понимаешь, о чем я.
– Да-а? А где ты денег возьмешь? – надрывался он. – Может, мне их украсть? А?
– Ну хорошо, хорошо, – затихла Татьяна, – я сама все понимаю. Так, может, и скопим немного.
Глеб не ответил.
Скоро к завтраку присоединилась и Лиза. Она была так же молчалива, как и вчера. И тут я вспомнил про сарай. Наверняка это была она.
– Откуда у тебя шишка на лбу? – спросил Глеб.
– С кровати упал, – ответил я и посмотрел на Лизу. Ее глаза, как и вчера, расширились на одно лишь мгновение, но я уже все понял. Это была она, тут и гадать нечего.
– Бывает же, – покачал он головой и снова уткнулся в газету.
На дворе была суббота, и мне не хотелось волноваться о работе. Я решил, что, раз деньги у меня кое-какие имеются, можно пока и повременить. Сейчас мне было интересно подумать о Лизе. Что привело ее ночью в сарай, что заставило решиться на этот шаг? Я не испытывал к ней жалости, мне лишь хотелось изучить ее как можно лучше. Я чувствовал себя хирургом, хотел докопаться до истины, до глубины. Не знаю, может, сочувствия во мне не нашлось оттого, что я и сам много раз думал о суициде, не ощущая при этом большого трагизма. Думал абстрактно, без четкого плана действий. Всегда сомневался в способе. Когда становилось совсем плохо, я проверял себя: «Ну, Герман, скажи, пожалуйста, что тебя больше пугает: холод небытия или трепещущий огонек жизнь?» И всякий раз небытие оказывалось страшнее. А иными ночами я испытывал что-то вроде посмертного опыта, то есть находился в мире, где
