в маленьком российском городке бывает спокойная жизнь?!
Так, размышляя, топал я к дому и около калитки встретил Лизу.
– Привет, – кивнул я ей добродушно, старательно добродушно.
– Привет, – холодно ответила она и тут же ушла в дом.
– Это даже не табак, небось, – говорит Глеб, затягиваясь сигаретой из моей пачки.
– Они просто легкие.
– Не-ет, – посмотрел он на сигарету, – невозможно это говно курить, – он оторвал фильтр и снова затянулся. – Вот теперь можно.
Я гладил кошку, которая забралась ко мне на колени и тихо мурчала. Было уютно, как-то по-семейному, что ли. У меня такого никогда не было.
– Че делать будешь? – спросил Глеб, который, кстати, оказался как будто бы и не забулдыгой. Лицо у него такое, изможденное, что ли, не знаю, вот и выглядит конченым пьяницей. И еще: его косой глаз… он в самом деле вводит в заблуждение. Глеб словно бы не сводит с меня этот свой проклятый глаз.
– Что буду делать? – переспросил я. – В смысле работы?
– Да. Работать-то ты собираешься? А? – спросил он требовательно, точно отец.
– Не знаю, – ответил я твердым голосом, чтобы он, обнаглевший хам, не зарывался, – деньги у меня пока есть. Да и кем тут работать, вы же сами говорили.
– Эх, да. Не разгуляешься… Ну ты давай, рассказывай, – кивнул он, – зачем сюда приехал? Что тебе этот завод? Разве в Питере мало платят?
Он разговаривал таким тоном… ну точно как эти дяди из первого отдела, с моей старой работы. Клещами в тебя лезут, а ты лишь чувствуешь усталость.
– Не в этом дело, – ответил я.
– А в чем? – наступал он и поганил мне настроение.
– Не хочу рассказывать.
– Натворил чего в Питере?
– Да нет… – замялся я. – Просто захотелось сменить обстановку.
– Обстановку он захотел… – буркнул Глеб. – Поехал бы в Москву. Чем плохо?
– Ничем не плохо. Я просто хотел отдохнуть от города. Ну хотя бы какое-то время. У вас тут спокойно, тихо, места красивые, лес, берег моря недалеко, – оправдывался я по старой глупой привычке.
– Снег один, – снова буркнул он и отхлебнул чаю.
– Ничего, все равно должно быть красиво, – несу я какую-то чушь. Боже! Но это не важно, все ничего, лишь бы от него отделаться. Он начинает дергать струны моей души, играть на них, как на какой-нибудь балалайке.
Глеб наконец замолчал, а я, немного придя в себя, стал думать о Лизе. Что с ней? Такое стечение обстоятельств, как я, существующий в этом холодном, безразличном ко всем нам мире, не дало ей покончить со своим страданием? Это меня удивляет. Это странно для меня. И будет еще страннее, если она снова не попытается, фигурально выражаясь, взять расчет.
Я встал из-за стола и пошел в сарай. Хотел посмотреть на веревку, которая
