специальной задачи привлечения указанных произведений, так как они не содержат дополнительного материала, вносящего качественные изменения в описание интересующей нас жанровой структуры.)
В сюжетно-тематическом плане «Сказание» – цельное и однородное произведение. Этого нельзя сказать о «Казанской истории». Сочинение сложно не только в сюжетном отношении. Д. С. Лихачев показал, что его автор постоянно нарушает правила литературного этикета при описании русских и казанцев, что, в свою очередь, ведет к нарушению единства точки зрения в произведении383. Мы не будем касаться данной проблематики. Наша задача – рассмотреть прежде всего этикетные фрагменты текста, то есть такие, где Иван Грозный и русские воины представлены в идеальном свете. Не входим мы также в проблему исторического комментария к этому произведению – для нас она не столь существенна. Как и в предыдущих случаях, мы отдаем приоритет анализу семантики текста. При этом важно раскрыть сами механизмы построения интересующего нас сюжета.
Оба памятника заключают в себе ярко выраженное религиозно-агиографическое начало, ментальность мученичества. Вызвано это наличием в сюжете мученического конфликта.
2.6.1. Описание внешнего врага
Конфликт предполагает присутствие участвующих в нем сторон. В качестве противника христианства, мучителя выступает внешний враг.
В «Сказании» это «поганые» татары («агаряне») и «безбожный», «свирепый зверь» (в молитве князя Дмитрия384) Мамай, «еллинъ (язычник) сый верою, идоложрецъ и иконоборецъ, злый христьанскый укоритель»385. Данная характеристика должна была вызвать у средневекового читателя ассоциацию с первоначальными временами христианства, когда последователи Иисуса Христа подвергались массовым гонениям и преследованиям. Закономерно, что автор уподобляет Мамая римскому императору Юлиану Отступнику. Косвенно Мамаю даже приписывается желание пленить Иерусалим386. Он наследник политики Батыя. Старые татары рассказывают ему, «како пленилъ Русскую землю царь Батый, какъ взялъ Киевъ и Владимерь, и всю Русь, словенскую землю, и великого князя Юрья Дмитреевичя убилъ, и многых православных князей избилъ и святыа церкви оскьверни, и многы манастыри и села пожже, и въ Володимире въселенскую церковь златаверхую разграбилъ»387. Мамай – посланник дьявола, именно тот подучил его, «како разорити православную веру и оск-врънити святыя церкви и всему христианству хощеть покорену от него быти, яко бы ся не славило Господне имя в людех его»388. (Ср.: аналогичная мысль выражена Мамаем в «Слове о житии великого князя Дмитрия Ивановича»: «Преиму землю Рускую, и церкви христианскыя разорю, и веру их на свою преложу, и велю покланятися своему Махмету. Идеже церкви были, ту ропаты поставлю и баскаки посажаю по всем градом рускымь, а князи рускыа избию»389.)
Итак, уже само появление внешнего врага в сюжете «Сказания» означает
См.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 365–369.
См.: Сказания и повести о Куликовской битве. С. 28.
Там же. С. 25.
См.: Там же. С. 27.
О смыслах уподобления Мамая Батыю см.: Робинсон А. Н. Эволюция героических образов в повестях о Куликовской битве // Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980. С. 18, 19; Об исторических аналогиях в текстах куликовского цикла в целом см.: Кусков В. В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях куликовского цикла // Там же. С. 44–51.
Сказания и повести о Куликовской битве. С. 25.
Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича // ПЛДР. ХIV – середина ХV века. М., 1981. С. 210. (Дмитрий Донской умер в 1389 году. Разброс в датировке времени написания данного памятника – от конца ХIV до ХVI века – см: Прохоров Г. М., Салмина М. А. «Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» // СКИК. Вып. 2 (вторая половина ХIV–ХVI в.). Ч. 2. С. 405).
