психологических особенностей собеседника, а в обсуждаемом случае ребенок в коммуникативном, ценностном и социальном аспектах представляет собой, в определенном смысле, tabula rasa – мать только интуитивно может чувствовать психологические склонности ребенка, намечающиеся черты характера, которые к тому же чрезвычайно лабильны и изменчивы; во-вторых, для того чтобы строить «стратегичное» коммуникативное поведение, нужно опираться на полноценную реакцию партнера по коммуникации, на что в обсуждаемом возрастном периоде частично можно рассчитывать лишь в 4‒5 лет; в-третьих, для коммуникативно продуманного в терминах стратегии и тактики поведения между партнерами должна существовать определенная зона отчуждения – они должны четко осознавать свою автономность и отдельность друг от друга. Мать же еще слишком привязана к ребенку в данном возрастном периоде и, как утверждают психоаналитики (Чодороу, 2006), внутренне еще отождествляет себя и своего ребенка.
Другая традиционная единица коммуникативного описания – речевой акт – также не являлась вполне адекватной для целей нашего исследования, поскольку: 1) рассматриваемый нами вид общения представляет собой тесную связь вербальной и невербальной составляющих; 2) с методологических позиций теории распределенной когниции слово является лишь одним из факторов, подлежащих сцеплению в акте социального взаимодействия и приращения совместного знания.
Поскольку целью нашего исследования общения в диаде «мать – ребенок» было проследить, каким образом в таких интеракциях происходит формирование в когнитивно-коммуникативном опыте ребенка релеванных для национально-лингво-культурного сообщества моделей взаимодействия со средой, то, чтобы функционально соединить и учесть при анализе различные виды контекстов в интеракциях между матерью и ребенком, мы сформулировали понятие практики общения. Под практикой материнского общения мы понимаем способ осуществления ориентирующего поведения, используемый матерью в повседневном взаимодействии для формирования в когнитивном опыте ребенка релевантных для данного лингвокультурного сообщества моделей взаимодействия со средой, представляющий собой специфическое сцепление актов вербальной, невербальной, интенциональной и аффективной активности матери (Колмогорова, 2013). Критерий выделения практики общения при анализе материала – наличие некоего поворотного момента в общении матери и ребенка – момента взаимопонимания, абсолютного контакта, совпадения когнитивных ниш (the event pivot) (Steffensen, 2013), после которого ребенок получает возможность прогнозировать определенный тип событий, взаимодействий.
В процессе работы оказалось, что данный гносеологический конструкт – «практика материнского общения» – является достаточно удобным и валидным инструментом для «расчленения» и описания исследовательского материала.
Ниже мы перечислим основные направления использования практики материнского общения как единицы когнитивно-коммуникативного
