на усвоение этнических стереотипов поведения, в дальнейшем приводящих к концептуализации субъекта деятельности как категории с «плавающим» фокусом, где границы между я‒ты‒они размываются под воздействием другого структурирующего фактора – социальных отношений, что, в свою очередь, служит воспроизводству ключевой для русской культуры, для русской ценностной картины мира идеи соборности.
Приведем еще один пример. Речь пойдет о прагматике и семантике дискурсивного маркера скажи в речи матери и в аспекте русской коммуникативной практики в целом.
Мы уже упоминали о некоторых практиках материнского общения, в которых переход речи матери от роли собственно матери к речи от лица ребенка маркируется коннектором скажи. Дальнейшие наблюдения над устной речью и работа с данными Национального корпуса русского языка позволили выдвинуть гипотезу о том, что в определенных контекстах словоформа скажи в русской речи может приобретать особые иллокутивно-модальные значения и функционировать как дискурсивный маркер чужой речи, которая: а) уже-не сказана или б) еще-не сказана говорящим. При этом можно выделить несколько типов употреблений скажи в данной функции, отличающихся: а) наличием/отсутствием акцентного выделения; б) сочетаемостью с частицами и/или другими дискурсивными маркерами «чужого слова»; в) способностью оказываться в фокусе внимания говорящего; г) реализуемой прагматической функцией.
Таблица 1.3
Корреляции деятельностной, социальной и коммуникативной реализаций категории субъекта деятельности
Проблема показателей чужой речи достаточно хорошо изучена отечественными лингвистами на примере дискурсивных маркеров де, мол, дескать (Баранов, 1994; Плунгян, 2008) и др.
С легкой руки Н.Д. Арутюновой (Арутюнова, 1990) в лингвистический дискурс вошел термин «ксено-показатели», введенный для обозначения частиц де, мол, дескать как знаков чужого голоса, отчуждаемой речи, чужого мира. Воспроизведение говорящим речи «другого», несущее груз двойной субъективности, выполняет функцию отчуждения такой речи от здесь-и-сейчас говорящего субъекта, реализующуюся в нескольких типах объективируемых разграничений: темпоральное, коммуникативное, интерпретативное, позиционное, игровое. Функцией, объемлющей все вышеприведенные разграничения, можно считать функцию нивелирования социальной ответственности говорящего за передаваемое сообщение в его диктумном или модусном аспекте, что позволяет отнести анализируемые частицы к категории показателей «субъективной цитации» (Падучева, 2011).
В более широком ракурсе «чужое слово» предстает в аспекте «пересказывательности» (Левонтина, 2010): чужое слово может передаваться не только при помощи ксено-показателей, но и интонационно и, будучи представлено в коммуникативной тональности передразнивания, при помощи «бессмысленных сочетаний» (бла-бла-бла; на-на-на) и лексем с семантикой неточности, приблизительности (вроде, типа).
С
