и др.), опасно абстрактны и насильно объективизируют. Роль искусства в том, чтобы вырвать нас из перцептивной самоуспокоенности, заставить нас посмотреть на мир по-новому».
Вспомним желтую кофту Маяковского и другие приметы этого времени, которые приводили публику в замешательство. Идея привлечения внимания в этом случае оказалась вполне работающей.
В своей недавней работе, когда в качестве нового фактора появился еще и Интернет, Бишоп задает и такой вопрос вслед за Львом Мановичем: «Интернет требует от нас пересмотреть саму парадигму эстетического объекта: может ли коммуникация между пользователями тоже стать субъектом эстетики?» [22]. То есть массовый характер коммуникаций, вызванный появлением социальных сетей, заставляет думать и на такую тему. Бишоп также повторяет Кистера, говорившего, что современное произведение искусства уходит от визуального и чувственного, которые являются вариантами индивидуального восприятия, в сторону дискурсивного обмена и переговоров.
К. Белл (см. о нем как художественном критике [23], но он входит и в историю литературы, потому что флиртовал с Вирджинией Вульф [24]) еще в четырнадцатом году прошлого века) высказал теорию «значимой формы» (significant form) как характерного отличия произведений искусства ([25–26], см. современные представления о его теории искусства [27–29]). Эстетические эмоции создаются линиями и цветом, определенными формами и отношениями форм. То, что изображается, не имеет к этому никакого отношения. Поэтому там, где на нас действуют идеи или информация, там нет эстетической функции.
Эстетическая составляющая информационного вторжения обеспечивает снижение сопротивляемости аудитории. При этом такая эстетика может нести и определенный разрушительный характер, что показала концепция «Шок и трепет», принятая на вооружение США на момент вторжения в Ирак, чтобы парализовать волю противника. Соответственно, сегодня говорят уже не о военно-промышленном комплексе, а, например, о развлекательно-военном комплексе, поскольку развлекательные механизмы вошли в военное дело.
Дж. Дер Дерян (см. о нем [30–31]) после исследования виртуальности политики и войны издал книгу, названную им «Виртуозная война», которая после выхода в 2001 году была переиздана в 2009-м [32]. В предисловии ко второму изданию им написаны такие слова: «Созданная в Пентагоне, прошедшая прослушивание в Боснии и отрепетированная в Афганистане, виртуозная война оказалась на сцене во время вторжения в Ирак. Виртуозная война проецирует технологическое и этическое превосходство, в котором компьютерное моделирование, медийная симуляция, глобальное наблюдение и сетевая война соединились, чтобы сдерживать, дисциплинировать и, если надо, уничтожить врага. Этически обусловленная и виртуально примененная, основанная на доктрине справедливой войны, когда это возможно, и священной войны, когда это необходимо, виртуозная война играет на своем неоднозначном статусе как удачный оксюморон. После 11 сентября, когда
