type="note">[55].
По Гельвецию, идеи добра, справедливости и права – это выражение интереса какого-либо действия для индивида, общества, народа или целого мира. «Всякий человек, – говорит Гельвеций, – судит о вещах и лицах по приятному и неприятному впечатлению, которое он получает от них. Публика есть не что иное, как собрание индивидов, следовательно, она не может иметь другого способа для своих суждений, как свою пользу». «Общий интерес определяет цену различных действий людей; люди называют действия в зависимости от их пользы добродетельными, или вредными, или безразличными для общества; этот же интерес есть единственный источник почтения или презрения, воздаваемого идеям и действиям людей».
Под идеями полезными в широком смысле слова Гельвеций понимает всякую идею, могущую в чем-либо научить людей или доставить им удовольствие (nous samuser). Идеи вредные суть те, которые производят на людей противоположные ощущения. По словам Гельвеция, «каждый называет честным другого, если его действия ему полезны… Действия людей управляются не идеями, а чувствами и вкусами… Наблюдение научает нас, что есть люди, которым природа дала счастливое свойство желать славы и почтения, которые имеют к добру и справедливости ту же любовь, как другие – к богатству и знатности… Все люди вообще не влекомы ли одной и той же силой? Не из за различия ли в понимании счастья и во вкусах, из которых одни согласны, другие противны общему интересу, определяются наши добродетели и пороки? Если физическая природа управляется законами движения, то нравственная управляется интересом». «В выборе идей, которые возникают в нас, мы всегда предпочитаем те, которые нам полезны… Когда происходит борьба наших страстей и наших вкусов, тогда наиболее почтения заслуживают в наших глазах идеи, которые льстят нашим страстям и вкусам». Личные интересы и страсти управляют людьми, и невозможно, чтобы кто-либо «любил добро для добра или зло для зла».
Всякое общество, как и всякий индивид, уважает и презирает идеи других обществ в соответствии с согласием или несогласием, в котором эти идеи или страсти находятся с его страстями, вкусами и его родом ума, и сообразно рангу, который занимают те, которые составляют это общество.
«Представим себе, прекрасная, молодая, изящная женщина, какою рисует нам история Клеопатру, которая многочисленностью своих ласк заставляла вкушать своего любовника наслаждения непостоянства, будет находиться в обществе скромниц, которых старость и безобразие предохраняют от искушения в целомудрии, и, конечно, эти скромницы будут презирать ее грацию и таланты». То, что называют развратом, не есть само по себе преступно, и преступность его определяется законом. Если бы женщины были общими, дети были бы объявлены детьми государства, тогда в таких преступлениях не было бы ничего опасного для общества; сегодня такого рода преступления не согласны с благосостоянием общества. К чему, говорит Гельвеций, закон карает обманы женщин, когда этот порок есть необходимое следствие противоречия между естественными
