из-за своих болезней.
Я была удивлена, узнав, что он – граф. Вот она, демократия. Каждую неделю я прибиралась у графа, а он разговаривал со мной по-свойски и даже диплома не спросил.
В Реджио он уже был болен. Но скрывал это. А когда сын забрал его на север, в деревушку Сакраменто, он слёг и позвал меня к себе.
Я приехала. Хожу сейчас по дому его сына, Андреа, ищу чистые простыни для Энрике. Дом – незнакомый, так просто простыни не найти. На пути к Энрике я вижу стеклянный шкаф с книгами. Похожий шкаф стоял в нашей деревне под Харьковым, но книг у нас было больше.
Помню, в детстве, у бабушки даже имелся Ирвинг Стоун «Муки и радости» о любимом итальянцами Микеланджело.
Тогда именно в советской глубинке можно было достать любые дефицитные книги. Кстати, они стоили совсем недорого. Некоторые в деревне использовали книги как растопку. Конечно, не бабушка. Она родилась в городе Пушкине, в Ленинградской области. У нее всегда лежала на столе книга. Мне нравился книжный запах.
В комнате Энрике книг нет, зато чувствуется дух лекарств, перебивающий аромат новой древесины. К переезду Энрике здесь сделали ремонт. Паола, его невестка, сокрушается: «Ремонта совсем не видно: ни панелей, ни модного дивана, ни телевизора!» Всё заслонили привезённые Энрике старые вещи: позеленевшие бронзовые настенные часы, кровать с резной спинкой и лохматым пледом, чёрно-белые фотографии фронтовых друзей в рамках. Из Реджио привезли даже вязанные крючком салфетки.
Опять Энрике зашёлся в хриплом кашле. Я взяла полотенце, намочила его и вытерла капельки пота со лба. Какие же редкие у Энрике волосы! А может, они были такие и раньше, но я не замечала под шляпой. Почувствовав мой взгляд, Энрике открыл мутные со сна глаза.
– Завтрак был чудесный, – улыбнулась я, имея в виду утренний капучино.
– Да? Ты использовала блюдце? И пальчик, когда кофе пила, не оттопыривала?
– Конечно, – поправляю ему подушку. Разрешаю ему учить меня хорошим манерам. Нэхай. В детстве так делала моя бабушка. Но я от неё отмахивалась: казалось, к чему знать этикет? У бабушки учиться не стала, а у Энрике – учусь. Семьи, в которых я работаю, не бедные. В них прислуга с хорошими манерами ценится.
Посмотрела на часы – время принимать лекарства. Под зорким взглядом Энрике взяла поднос, поставила на него стакан, развела в нём порошок, подала ему.
Он одобрительно кивнул – поднос не забыла! А потом, словно стесняясь нынешней слабости, ударился в воспоминания:
– Помнишь, как в Реджио мы случайно встретились на улице Корсо Гарибальди и я угостил тебя кофе?
– Помню, – слукавила я. Сколько их было, мужчин, которые приглашали меня на кофе на той центральной улице южного города Реджио!
– Возьми меня за руку! – попросил Энрике и, не дождавшись разрешения, легонько погладил меня по руке.
– Нет, – отстранилась я. Энрике все границы переходит! Одно
