на босу ногу и майке. И, кажется, он меня сразу не узнал. Заболела его теща.
Голос он мой вспомнил и стал немного суетлив. Принес табурет из кухни, стоял рядом в ожидании моих обращений. Но я придерживался исключительно «протокольных» фраз. Теперь я «делал, что должен»…
Что происходило в его душе? Если она у него есть, там обязано было что-то происходить.
Я боковым зрением пытался заметить по его поведению эти скрытые процессы. Но он держался независимо. Меня не провоцировал и не лебезил. Замешательство, промелькнувшее в его глазах, когда он меня узнал, исчезло.
Закончив обслуживание клиентки, я собрал свои чемоданы, мусор в пакет и поднялся.
Он стоял рядом и наконец, наши глаза встретились. Я заметил в них мимолетное выражение благодарности, что я не отклонился от протокола и ничем не выдал нашего знакомства.
Он проводил меня до двери и протянул руку, прощаясь. Видимо, сделал он это машинально.
Я выставил ДК и МК за дверь и, прикрыв ее, чтобы мои бдительные «помощники» не записали то, что я хочу сказать, негромко спросил:
– Я вижу, вы меня узнали. Может быть, сейчас объясните, зачем нужно было брать Свиридова именно так жестко? Как вооруженного члена ОПГ, бандита?
– Нам приказали, – сказал мужчина. – Мы – солдаты. Есть протокол. Как и у вас. – Он вдруг перешел на ты. – Ты должен понимать, мы себе не принадлежим. Мы – часть системы. И ты и я.
– Да, это так, – согласился я. – Но мы еще и люди. У вас какое звание?
– Майор.
– Поднимите руку, майор, – попросил я.
– Как поднять? – не понял он.
Я поднял его руку на уровень плеча.
– Ладонь распрямите.
Он повиновался.
– А теперь скажите: «Хайль Гитлер!».
Он резко бросил руку вниз, лицо его побагровело, а я продолжил, пока он не начал материться.
– На Нюрнбергском процессе фашистские генералы оправдывались именно такими же словами: «Мы – солдаты, мы выполняли приказ», но забыли при этом, что они еще и люди. Ты – не забывай.
Я распахнул дверь. Чемоданы мои никто не тронул, и наш диалог эти электронные «стукачи» не слышали.
– Мы работали по инструкции, – пробубнил мужчина у меня за спиной, а я, развернувшись, прижал палец к губам и показал на ДК. Он понял и добавил: – У нас тоже все пишется. Прости, если можешь.
– Бог простит, – ответил я неизвестно откуда всплывшей в мозгу фразой.
Мне позвонила Светлана.
– Леша! Я узнала кое-что. Суд через три дня. Юре вменяют еще какой-то странный эпизод: «недоносительство о преступлении», я не поняла. Может быть, на суде объяснят. Адвокат говорит, что все это ерунда. Посадить Юру не должны. То, что его так арестовали, сказали – ошибка прокуратуры. У них протокол такой. Если на человека заведено уголовное дело – должны для задержания
