style="font-size:15px;"> – Ещё километров тридцать.
– Неужели мы вчера в кислородных масках преодолели расстояние в сорок километров? – удивилась Лена.
– Ещё бы, – усмехнулся я. – Неслись, как угорелые, не помня себя от страха. Но, может быть, не так страшен чёрт, как его малюют.
– Это вы о чём? – спросила Лена, переводя дыхание.
Мы перешли на обычный шаг. От быстрой ходьбы с непривычки в боку у меня закололо.
– Я всё же надеюсь, что произошла локальная катастрофа. Ведь мы не слышали радио и не знаем никаких известий. К тому же, когда вчера мы проходили мимо деревень, то не увидели на дорогах ни одного трупа. Я думаю, что наши постояльцы из санатория специально нагнали на нас страх, чтобы сделать своими пленниками, особенно вас.
Лена пожала плечами и довольно резонно возразила мне:
– Во-первых, мы с вами видели исчезновение атмосферы и испарение воды из Байкала, которое вслед за этим последовало. Как и предупреждал профессор-биохимик, озеро обмелело за несколько часов на пятнадцать метров. Когда произошла катастрофа, было ещё раннее утро, и люди могли задохнуться в своих постелях, а скотина – в стойлах. Помните, когда мы проходили мимо деревень, всё словно вымерло – ни лая собак, ни криков петухов. Я думаю, что всё это серьёзно.
Я не мог возразить и мысленно воздал ей должное за её наблюдательность и аналитическую трезвость. Лена только что продемонстрировала мне несвойственные простым девушкам ум и проницательность. Я всё больше и больше начинал её уважать. Трава от росы была влажной, дышалось легко и свободно, и совсем не верилось, что только вчера мир пережил катастрофу. Мы опять ускорили шаг, и некоторое время шли молча. Несмотря на быструю ходьбу, утренняя прохлада пробирала до костей. Вскоре мы достигли заброшенный бурятский улус Байхайский, примостившийся на южной оконечности небольшого озера Глухой Сор. Западнее его у самой опушки Священной берёзовой рощи затаился другой безлюдный улус Баршерский. Не останавливаясь, мы продолжили наш путь, повернув на юго-восток, и прошли ещё километра четыре между покинутыми улусами Банагаевский и Балтановский. До границы тумана оставалось не более полутора километра. Из-за вершин горного хребта Хамар-Дабана выглянуло солнце, прорезав своими лучами верхние слои густого тумана.
– Солнце – наш друг! – радостно воскликнул я. – Жаль, что мы углубимся в туман, и оно не согреет нас своими лучами.
Подул прохладный ветерок с гор.
– Может быть, ветер разгонит туман, – высказал я предположение.
Вряд ли, – усомнилась Лена. – В начале июня ещё не закончилось таяние льдов на северном Байкале. Всегда в это время стоят сильные туманы, и никакой ветер не в состоянии их разогнать.
У меня опять появилась надежда на то, что мировая катастрофа – плод воображения нашего воспаленного ума. Я стал уставать, ноги болели, сказывался вчерашний сорокакилометровый марш-бросок.
– Доберемся до границы тумана и отдохнем, – решил я. Вдруг впереди раздался лай собаки. Настроение у меня сразу же поднялось.
